laventadorn - Вернись и полюби меня (Come Once Again and Love Me)

Запустив пальцы в свою шевелюру, Ремус согнулся пополам и уперся локтями в колени. Внутри у него все переворачивалось.

На душе было до невозможности гадко. Даже если бы они и впрямь хотели кому-то зла — ему и тогда, наверное, было бы лишь немногим хуже.

Но все-таки, а Снейпу-то какое до этого дело? Или он просто мстил, поскольку вынужден был помалкивать, что Ремус — оборотень, который едва его не покусал, иначе его самого бы исключили?.. Но сейчас, спустя год, он исхитрился подстроить своим недругам почти столь же грандиозную подлянку. Три незарегистрированных анимага, неправомерное применение магии несовершеннолетними — да, вляпались капитально, что и говорить. Будет скандал, и тогда Ремус останется без друзей, потеряет тех, кто не давал ему сойти с ума — и не только в полнолуние...

И что бы там Снейп ни говорил, как бы ни настаивал, что не получит особого удовольствия, если Ремуса накажут, со всей четверкой Мародеров он расправился прямо-таки виртуозно. Как говорится — снимаю шляпу.

Такая изобретательность, надо признать, стала для Ремуса полным сюрпризом. Несмотря на всю свою любовь к многоходовым комбинациям, Снейпу обычно не хватало самообладания, чтобы довести их до конца. Он всегда терял голову уже на третьем-четвертом шаге.

Но не на этот раз. От его последнего плана прямо-таки разило выдержкой и холодным расчетом.

Ну и что теперь, спрашивается, делать? Ремус не знал. Кому-то рассказать? Но это означает кого-нибудь подставить. Если все выложить Джеймсу или Сириусу, то участь Снейпа будет просто ужасна, а если учителям — то это почти то же самое, что сознаться властям. И даже Дамблдору ничего не расскажешь, иначе у них у всех будут крупные неприятности. А на то, чтобы переиграть Снейпа в одиночку, у Ремуса просто не хватило бы мозгов. И еще — он не знал, что случится с Джеймсом, Сириусом и Питером, если их...

Библиотека. Ну конечно же. Да, он не знал, какая ответственность грозит незарегистрированным анимагам, но вполне мог выяснить. В библиотеке был реестр анимагов, и Макгонагалл, помнится, подчеркивала, что нарушителей ждало наказание. Но какое именно, никто из них четверых так и не поинтересовался — потому что думали, что никогда не попадутся, и считали себя самыми умными...

Переждав новый приступ самобичевания, Ремус взглянул на часы. До первого занятия оставалось еще двадцать минут — если поспешить, то вполне можно успеть в библиотеку.

Вскочив на ноги, он схватил свою школьную сумку и понесся к дверям.

— До свидания! — на бегу выпалил Ремус — мадам Помфри как раз заполняла вязкой зеленой жидкостью флакончики из-под костероста. — И большое вам спасибо!

Выскочив из лазарета, он на всех парах завернул за угол... и там со всей дури в кого-то врезался — в какого-то ни в чем не повинного беднягу, который просто торопился в противоположном направлении. Они полетели вниз — оба, и столкнулись с немилосердно каменным полом. У Ремуса аж искры из глаз посыпались; вокруг все плыло и двоилось, и больше всего хотелось валяться амебой, но это было бы полным свинством. Если ты кого-то ушиб, надо действовать, а не просто стенать и хвататься за голову.

— Извините... пожалуйста, извините... — выдохнул Ремус.

— Ремус? — удивился женский голос.

Глаза наконец-то перестали вылезать из орбит, и он мигнул. Как и Лили — та тоже смаргивала плывущую перед глазами рябь и пыталась сесть, но мешал кавардак из перекрутившихся мантий и школьных сумок. До сих пор слишком бледная — словно после гриппа, — она выглядела уже гораздо лучше, чем в их последнюю встречу. Помфри упоминала, что Лили уже выписали, и обеспокоенный Ремус завалил медсестру вопросами, на которые та отказалась отвечать — лишь сообщила твердым голосом, что "никому не рассказывает подробности о своих пациентах — а теперь лежите смирно, мистер Люпин, и дайте мне сосредоточиться".

— Зато можно не спрашивать — теперь я точно знаю, что ты уже на ногах, — сказала Лили, держась за лоб. — Был, по крайней мере...

— Прости, пожалуйста! — поморщившись, он выбрался из-под вороха всего лишнего, снова скривился и протянул Лили руку — та поднялась со столь же выразительной гримасой. Ну и поросенок ты все-таки — носишься тут, как угорелый, сбиваешь с ног больных девчонок... — Я пытался успеть в библиотеку.

— Не знала, что кто-то может так соскучиться по книгам всего через полдня разлуки.

Замечание было в духе Лили и даже сопровождалось улыбкой — вот только обозвать ее "неестественной" означало сделать ей комплимент. Уместнее всего эта гримаса смотрелась бы на портрете где-нибудь в галерее кубистов.