Опираясь на обожженную стену рукой, я все-таки втолкнул себя в комнату Миа-ку и… не узнал помещения. Поток огня был таким сильным, что все, что могло гореть, сгорело в первые секунды. Осталась лишь черная труха, тлеющая местами, взрывающаяся то и дело россыпью оранжевых искр. Среди них вырывался и тут же затухал язычок пламени.
И ничего, что можно было бы узнать. Ни постели, ни заботливо разложенных на полу мешочков с травами, ни странных, но трогательных рисунков на стенах. Только черная труха, которая пахла дымом и совсем чуть-чуть – жженой листвой.
Дрожащими руками я прощупал рукой ворох пепла, боясь обнаружить самое страшное. Несколько секунд торопливо, судорожно, нервно я обжигал пальцы об угли, отбрасывал в сторону обгоревшие поленья, фигурки, остывающие фрагменты металлических инструментов, но не находил ничего больше. До тех пор, пока не убедился – ни Миа-ку, ни Тами-ра в момент атаки здесь не было.
Я не знаю, где они были – возможно, совсем рядом, в соседней комнате, – но в эту самую секунду во мне родилась вера в то, что все, быть может, обойдется. Для меня. Для нас троих…
Кажется, именно тогда я услышал крик. Нет, даже не крик, скорее, тоненький, но громкий стон. Он проникает прямо в душу и заставляет ее болезненно сжаться. Конечно, я тут же понял, кому принадлежит этот голос. Его, даже искаженный болью и страхом, смог бы отличить от любых других.
– Тами-ра! – кричу я, насколько хватает сил. – Тами-ра! Где ты?!
Не переставая звать, выскакиваю из комнаты в проход, снова слышу крик, но, кажется, он звучит тише. Сердце внутри стучит, как механический молот, заглушая мой собственный голос.
Снова стон – еще тише, но протяжно и жалобно. И тут меня осенило. Со всех ног бросаюсь обратно в умму и обожженными руками разгребаю ворох потухших, но все еще горячих углей на полу у дальней стены комнаты, обнажая искривленную от жара металлическую заслонку. Хватаю, снова обжигаюсь и непроизвольно вскрикиваю. Со второй попытки, схватив край крышки полой хартунга, все-таки отбрасываю ее в сторону.
И нахожу Тами-ра – сжавшегося в темной нише под стеной, где Миа-ку хранила зерно и орехи. Оказался там он во время своих игр или успел моментально среагировать на приближающуюся стену огня – неважно. Важнее то, что эта узкая камера, в которую бы вместилась только новая жизнь, эту жизнь и спасла.
Я схватил Тами-ра за руку и, наверное, слишком резко вытащил его из ниши. …И услышал крик боли, который трудно забыть. Громкий, опустошающий. И только в тот момент, когда Тами-ра оказался у меня на руках, я увидел, что произошло.
Укрытие спасло его от потока пламени, но жар пробрался в каждую щель, в каждое отверстие. Правая сторона лица, плечо, рука, часть спины под истлевшей частью хартунга были покрыты ужасающими волдырями и сочились. От отека привычное лицо Тами-ра казалось перекошенным, неживым и… совершенно чужим. На секунду я оцепенел. Просто стоял посреди обгоревших стен, держал на руках конвульсивно сжимающегося от боли маленького человека и смотрел в его лицо. Земля плыла под ногами, хотя остров спокойно висел на своем месте.
Хотелось исчезнуть. Не лишиться жизни, не сделать с собой что-то, а просто исчезнуть. Вместе с Тами-ра.
Последующие часы я не буду описывать подробно. Я их подробно и не помню. Только какие-то искривленные лица, звуки, истеричные голоса… Только несколько эпизодов, как короткие зарисовки, по нелепой случайности застрявшие в памяти.
Одна картинка: я бегу по проходам острова к умме механика оболочек с Тами-ра на руках и обгоняю других – обожженные идут сами, их тащат близкие… Не несут, а именно тащат – изуродованные тела, которые трудно нести и которые вдруг стали невероятно тяжелыми. Какой-то немолодой мужчина что-то выкрикивает и волочит по земле грузную женщину, оставляя грязный след на светлых камнях. А женщины уже нет среди живых – здесь лишь ее оболочка. Возможно, мужчина еще не знает об этом.
Навстречу плывут до смерти испуганные лица. Тоже бегут куда-то, от кого-то спасаются. Вероятно, они и сами не знают, куда и зачем нужно двигаться. Просто сидеть в уммах по одному вдруг стало невыносимо.
Другая картинка: просторная умма механика оболочек заполнена обожженными людьми. И они продолжают прибывать – внутри уже не хватает места. Помощник механика оболочек – еще вчера новая жизнь, – плачет и просит людей остановиться, подождать на площадке перед уммой, но его никто не слушает и не слышит.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу