Дмитрий Хепри: Чаша

- Пусть не беспокоят тебя призраки, - говорит сатана. - За двадцать с лишним столетий не остается следа ни от какого яда. Почему ты не пьешь, мой Фауст?

- Ты ведь не провозгласил тоста, как вначале?

- Разве мы не обходились без него? Hу, раз тебе так хочется, пусть это будет тост за жизнь. Ты ведь выпьешь за жизнь, человек?

За окном снова вспыхивает свет сигнальной ракеты. Теперь она повисла еще ближе, чем раньше. В свете ее я снова вижу изображение на амфоре. Hа этот раз на черном лаке фигуры сошедшихся в схватке воинов, в гребенчатых шлемах, с большими круглыми щитами, с копьями в руках, в панцирях и поножах. Силуэты выглядят очень условно, но очень хорошо передана смертельная, непримиримая ненависть.

- За жизнь! - говорю я.

Я чувствую приятное головокружение. Свет гаснет и ослепленный, на некоторое время я оказываюсь в кромешной темноте.

- И это будет хорошим завершением, - говорит сатана.

- Как, ты уже уходишь? - интересуюсь я. - Ведь этот вечер только начинается.

- Ты ошибаешься, - говорит сатана. - Вечер закончился. Только начинается ночь.

Hо ее ты встретишь один. Хороших снов, мой святой Антоний.

Я собираюсь возразить ему, что вовсе не хочу спать, но пока подходящие слова приходят мне на язык, опять привыкшие к темноте глаза видят только пустое кресло. Мой собеседник исчез. Hе прощаясь. Как всегда.

"Святой Антоний...", вспоминаю я. Да, помню, был такой монах, вернее отшельник, жил в какой-то пустыне, где его вроде искушали бесы. При чем тут я? Комната начинает кружится в моих глазах. Это уже что-то большее, чем опьянение. Черт возьми, я не настолько пьян. Окружающая меня реальность тает, как попавший в жар кубик масла. Я не вижу протянутой руки. Я закрываю глаза, и прежде чем успеваю открыть их, в них, ощутимый даже сквозь веки, бьет яркий свет.

[..................]