Дмитрий Хепри: Из истории падения крепостей

Дмитрий Хепри

Из истории падения крепостей

- Генрих, я не вижу земли! Туман, везде туман. "Ю-52" летит среди молочной хляби, над, под, сквозь облака, не видя горизонта, держа курс по компасу и прокладке штурмана. - Эрвин, вызывай "Зигфрида". - "Зигфрид", "Зигфрид"... - безпомощно бормочет радист. - Проклятье! Обледенела антенна! Генрих, проверь рули! Трехмоторный самолет покачивает крыльями. Если обледенеют рули... - Вижу! Слева, двадцать градусов! - Эрвин, проверь пулемет. Короткая очередь. Самолет входит в разрыв облаков и они видят под собой превращенный в руины заснеженный город. Первое облачко разрыва расплывается в стороне и выше. Говорят что степь к западу от города усеяна обломками транспортных самолетов. С тех пор как русские танки разнесли аэродром в Гумраке, их истребители и расчеты зенитных батарей ведут уже безнаказанную охоту. Они помнят этот город другим. Тогда, в августе сорок второго, он пылал под ночным небом и в бушевавшее зарево слепило тех, кто смотрел на него в перекрестья бомбовых прицелов. Их было много, боевых самолетов 4-го флота, дальних бомбардировщиков из Керчи, четырехмоторных "кондоров", "Ю-52". Там, внизу, пылали нефтяные цистерны, горели деревянные кварталы рабочих поселков и было так светло, что в семидесяти километрах можно было читать газету. В ушах пилотов звучал "полет валькирии" и каждый чувствовал себя языческим богом, сжимающим в руках молот Тора. Hичто не должно было уцелеть там, внизу, не сохранилось ни одной целой стены, но остались люди - отчаянные как смертники, беспощадные как дьяволы, непонятные как пришельцы из другого мира. - Зрвин, пробуй еще! - "Зигфрид!"... Бесполезно. - Бросай контейнеры. - Они попадут к иванам. - Если мы еще тут проболтаемся, то сами туда попадем. Облегченный самолет чуть вздрагивает. Виден купол парашута над одним из контейнеров. Трудно понять, какой частью этого вытянутого вдоль реки города владеют одни, какой другие, так что вполне может быть что он спускается сейчас в расположение русских позиций. Впрочем, о нем уже не думают. "Ю-52" ложится на обратный курс... - Русские истребители! Слева, семьдесят градусов! Три "чайки" неожиданно выныривают из облаков с превышением в высоте. Трещит кормовой пулемет. Потом он замолкает. Стрелок утыкается лбом в прицел. Стук пуль по корпусу. - Левый мотор горит! Рули... Мы падаем! Hад крылом самолета вспыхивают языки пламени. "Ю-52" заваливается на крыло и падает - на невидимую землю, на гибель, в небытие. Стрелок молчит. Трое пробираются к двери через задымленный отсек. Поток ледяного воздуха обжигает лица. Прыжок, падение, рывок за кольцо... Парашут не раскрывается и пилот продолжает лететь к обледеневшей земле. Прежде чем он достигает ее, у него останавливается сердце. Почти в это же самое время, внизу, оборванный, с обмотанными тряпьем ногами человек в форме полевых войск люфтваффе, проваливаясь в снегу, добирается до разбитого контейнера в развалинах домов. В его руке вполне сходящий за ломик железный прут. Преодолевая слабость, он начинает взламывать один из ящиков, делая передышку после каждого рывка. Когда наконец отваливается доска он протягивает туда руку. Из груди вырывается всхлипывающий стон. В ящике не консервы, а патроны, ряды одинаковых цинков, к которым примерзают пальцы. Проверить что с соседнем ящике уже не остается сил и человек хочет теперь только вернуться в подвал, где отсиживался вместе с кучкой таких же потерявших всякие надежды дезертиров, где на земляном полу теплится растопленный из щепок огонек, протянув к которому руки, можно насладится животным теплом. Hо он так устал... и еще хочет спать. Холода уже он не чувствует. Человек присаживается на груду кирпичей, закрывает глаза, впадает в дремоту - и больше не просыпается.

Шальной снаряд разрывается среди руин. Беспокоящий огонь. Почти никто из собравшихся в подвале не вздрагивает. В окопах остались только часовые у заправленных лентами пулеметов, остальные собрались здесь, и кто-то, отогрев за пазухой окоченевшие пальцы, осторожно крутит веньер хрипящего приемника. Его рука замирает, когда пробившись сквозь хаос помех и отголосков маршей, раздается надтреснутый, неподдельно живой женский голос, поющий о том, что понятно каждому. - Стой! - Оставь! Они слушают "Лили Марлен". 30 января, 1943 год, полдень. Ровно десять лет назад национал-социалистическая партия пришла к власти. Кто-то заправляет лампу последними каплями керосина.