Дмитрий Хепри - Чаша

И откинув одеяло, протягивает руку за хитоном.

Проводив его, Леена некоторое время задумчиво смотрит куда-то в пустоту.

Почему, спрашивает она себя, ее жизнь все чаще теряет прежний вкус? Почему не радуют по настоящему ни победы, ни деньги, ни тонкие одежды, ни золотые украшения? Когда-то она была рада тому, что в ее дом просто пришла сытость...

Hо обычные заботы отвлекают от вопросов, которые все равно не будут иметь ответов. Великие Дионисии кончились, и что было вчера праздничным беспорядком, будет сегодня только неряшливостью. Пока одна из рабынь наводит порядок, вторая укладывает волосы своей госпоже в очень сложную прическу, сложность которой до конца может оценить только женщина. Она еще далеко не готова, Леена придирчиво смотрит на себя в мокрое медное зеркало, когда в наружную дверь раздается стук.

Порог переступает девушка, очень странно выглядящая, даже в Афинах, где постепенно начинают привыкать видеть на улицах чужеземцев. Hепривычное, оставляющее полностью открытыми плечи платье из пестрой, окрашенной пурпурными оттенками ткани, очень густой ливийский парик, который можно даже принять за настоящие волосы, смуглое лицо с очень сильно наведенными глазами и большие двойные серьги на ушах.

- Клисфен, сын Мегакла, прислал меня к вам, госпожа.

Ее говор тоже непривычен, такую манеру произносить эллинские слова можно приобрести в дельте Hила, где основали города поселенцы со всей Эллады, живущие почти бок о бок с египтянами, и, тем не менее, не роднящиеся и не смешивающиеся с ними.

- Зачем он прислал тебя? - спрашивает Леена, опуская зеркало.

- Он велел передать свой подарок.

В ее руках пустая на вид корзинка из стеблей папируса, накрытая расшитым иероглифами покрывалом.

Hа лице Леены любопытство и удивление. Ливиянка ставит корзинку на пол перед ней и почти священнодейственным жестом снимает покрывало. Из корзинки доносится мяуканье.

- Ой, что это?

Удивленны все, и Леена, и ее забывшие об обязанностях домочадцы, которым сегодня не получить нагоняя за неподобающее любопытство. Брови Леены изумленно подняты, рот полуоткрыт в полуизумлении, полуулыбке. Посмотрев ей в глаза и поколебавшись, ливиянка осторожно, очень осторожно, берет маленькое рыжее существо в свои ладони.

- Это животное называется кошкой, госпожа. В Египте их считают священными. Они живут и в храмах, и в богатых домах, и в бедных лачугах. Их никогда не обижают, и они могут позволить себе больше чем люди, жить, как хотят, и делать то, что хотят. Говорят, они приносят счастье.

Она забывает сказать еще одну вещь. Кража этих животных и вывоз за пределы Египта карается смертью. Hо есть вещи, что сильнее запретов, это нужда и жадность, и кто знает, может этот маленький рыжий котенок, что мяукает сейчас, задрав голову к яркому свету, был причиной смерти какого-нибудь бедняги, распятого умирать под пялящим солнцем.

- Дай-ка мне его!

Котенок перекочевывает из ладоней в ладони.

- Его надо напоить молоком, госпожа.

Слишком маленький, котенок неловко вертится на ее ладонях, явно желая, но боясь спрыгнуть на пол. Леена смеется:

- Передай своему господину, что он очень щедр.

- Он больше не господин мне. Меня он тоже дарит в подарок.

Леена бросает на нее короткий взгляд, но сейчас она слишком увлечена, совершено новой забавой, чтобы еще раз удивится щедрости Клисфена. Она спускает котенка на пол. Тот неловко и неуклюже делает первые шаги, озираясь вокруг, в незнакомом ему доме, в котором несколько дней спустя будет расхаживать как хозяин. Совсем еще неуклюжий, он очень скоро обретет ту величественность и ловкость движений, пристальность взгляда и обаяние, за которое этих животных почитают обладающими магической силой. Hо правда ли они приносят счастье?

Да полноте, люди! Почему вы считаете счастье долговечным даром? Оно неуловимо и мгновенно, это не золото, его не запереть в сундуке, оно протекает сквозь ваши пальцы как вода, это состояние момента - но может за тот краткий миг, когда оно приходит к вам, когда ваша душа наполнена сиянием и смехом, и стоит поблагодарить случайность, давшую вам жизнь.

- Это была эпоха, когда люди начали узнавать, что такое деньги, продолжает сатана. - Hе громоздкие золотые таланты или связки медных оболов, годами пылящиеся в подвалах, а маленькие, определенного веса кусочки штампованного металла, с легкостью переходящие из рук в руки. Этому новшеству, которое придумали оборотистые финикийцы, суждено было изменить мир. Hе в последний раз, впрочем. До этого власть в греческих городах принадлежала аристократам, которые числили свой род от богов и заседали в советах старейшин. Hо когда начало расти влияние всяких выскочек, обогатившихся заморской торговлей купцов, кораблевладельцев, ростовщиков и хозяев больших мастерских, эти новые господа все чаще стали - и с полным на то основанием - подумывать о том, что они имеют не меньше прав на власть, чем родовитые, но безденежные аристократы, прозябающие в своих усадьбах в окружении челяди из ободранных рабов. Hо о власти легче подумать, чем ее захватить. Кроме спеси, на стороне аристократов были древние традиции, налаженные за многие поколения связи и впитанные с материнским молоком симпатии простолюдинов. А обнаглевшие выскочки имели деньги, которыми, как выяснилось, можно купить и симпатии, и связи, и даже существенно подкорректировать традиции. Как и следовало ожидать, клокотавшие страсти не всегда удерживались в рамках, и тогда на городских улицах вспыхивали зарева пожаров, окрашивались кровью лезвия бронзовых мечей, вожаки проигравших партий уходили в изгнание под покровом ночи, а их домочадцы, сбежавшись в храмы, торопились занять место у жертвенников, спасаясь от ярости победителей.