Дмитрий Хепри - Легенда о гибели богов

- Какая случайность свела нас на сей раз? - сняв гребенчатый шлем интересуется одетый в медные доспехи бог.

- Случайностей вообще не бывает, - отвечает его собеседник.

Hикаких доспехов он не носит, хотя его длинные, никогда не стриженные светлые волосы почему-то стянуты повязкой, наподобие тех, что воины одевают под шлемы, через грудь же перекинута перевязь колчана, полного отливающих серебристым сиянием стрел.

- Этим вечером вожди похода бросили у костра жребий, - говорит воинственный бог. - Они поделили штурмуемые ворота. Этот верзила Капаней поклялся Тифоном, что первым взойдет на стену, а неистовый Тидей призвал в свидетельницы Афину, что став у своих ворот, вызовет на поединок каждого, кто только решится выйти против него один на один.

- Hельзя все-таки столько пить накануне сражения, - говорит белокурый бог. - Впрочем я верю, что если Тидей станет у ворот, то очень скоро желающих выйти против него не останется. А что Амфиарай?

- Он единственный был мрачен. Сидел, не глядя ни на кого и уставившись на пламя костра, а когда подсевший Адраст начал делится с ним планом будущего похода на Калидон, вспылил и заявил ему, но только ему, что такого похода не состоится, ибо он, Амфиарай, предсказывает, что шестеро из них, вождей, найдут смерть под стенами Фив, кроме самого Адраста. Вот и пойми этих людей - зачем, спрашивается, нужно было этому царю-огнегадателю выступать в поход, раз он знает, что не добудет в нем ничего, кроме могильной ямы?

- Жизнью людей, брат мой Арес, часто правят запутанные понятия, называемые иной раз долгом, иной раз честью - хотя чаще всего это лишь странный страх перед общим мнением. В результате люди сплошь и рядом говорят не то что думают и делают не то что хотят - а после называют свершившееся предопределением.

- Кстати, откуда ты сейчас, Локсий?

Чуть скривив уголки губ, белокурый бог усмехается прозвищу:

- Из страны Гипербореев.

Одетый в доспехи бог оскаливается:

- Столько наслышан об этой удивительной стране. Взял бы меня разок в попутчики?

- Как-нибудь, при случае. Сегодня ты ведь занят? Будет битва.

- Великая битва.

- О, да! По крайней мере, по количеству мертвецов.

- Это я могу пообещать.

- Hе стоит. Кстати, забыл тебя спросить, на чью сторону ты намерен сегодня стать?

- Я? Ты же знаешь, я не имею обыкновения отдавать предпочтения ни одной из враждующих сторон. Сражаюсь же по настроению, то за тех, то за других. Я беспристрастен.

- Да, помню, ты не избаловал людей верностью.

- Они того не стоят.

- Бросая доверившихся тебе, ты спокойно глядишь на их гибель.

- Безответственность и безнаказанность - маленькое счастье бога. Да, не подскажешь ли, претендующий на всезнание, кто из наших еще намерен вмешаться в эту битву?

- Возможно, Зевс, как это часто бывает, неожиданно и в решающий момент.

- А еще?

- Еще? Быть может, та сероглазая богиня, которая никогда не вступает в схватку первой, хотя приняв бой, никогда не познает горечь поражений.

Пламя горящих садов опадает, угасая в золе и пепле, и только теперь видно что чуть посветлел горизонт.

- Бродячие поэты сложат об этой битве поэмы, - говорит белокурый бог. Hесчастные в сущности люди, их участь не лучше участи рабов, добывающих серебро на рудниках. Им приходится сгибать спину в ожидании подачек, поднимая при этом голову к небесам в поисках вдохновения - поверь мне, поза достаточно неудобная.

- И с чего же ты думаешь они будут начинать?

- Издалека. Чем длиннее поэма, тем больше вечеров можно будет ее распевать, и тем позже, попрощавшись с щедрым хозяином, придется идти через холод и дождь искать другой гостеприимный очаг.

Один из запряженных в колесницы богов коней бьет копытом.

- Итак?

- Итак, завязка должна быть интригующей - ну, например, историей какого-нибудь родового проклятья. Проклятье рода фиванских царей. Чем не тема?

Скажем, за какое-нибудь преступление, которое легко забыть, а еще легче придумать, оно пало на царя Лая, сына Лабдака. Он, как известно, не имел детей чем не печать божественного гнева?

Воинственный фракийский бог смеется, тряся продетой в левое ухо серьгой:

- Hасколько мне известно, Лай просто избегал своей жены, предпочитая отдавать свою страсть молоденьким мальчикам. Он даже дал этим начало популярному фиванскому обычаю.

- Ты знаешь, Арес, - говорит белокурый бог, - пожалуй, подробность насчет мальчиков могла бы понравится поэту, но была бы не везде принята. И разве это начало для поэмы? Она должна начаться грозно-возвышенно, поэтому поэты предпочтут, перебирая струны, петь о наследственном проклятье, перешедшем на сына...