Олесь Донченко - Лукия

— Думай, Лукия, думай, — подбадривал отец Сидор. — Какие молитвы умеешь петь?

Лукия пела и «Отче наш» и «Херувимскую»...

Священник заиграл на фисгармонии «Отче наш».

— А ну, спой.

Лукия запела. Голос ее дрожал от волнения, поэтому пение казалось еще более вдохновенным, торжественным.

Вечером отец Сидор сам пришел к деду Олифёру. Так, мол, и так. Уговорите свою приемную дочь петь в хоре.

Долго уговаривать не пришлось. Спустя несколько дней Лукия уже пела в церкви, а вскоре принесла домой первые заработанные деньги.

Лаврин скривился, когда услышал, что Лукия будет петь в хоре:

— Тяжелы поповские деньги...

Но старушка Федора напустилась на сына:

— Не поповские, а божеские! Церковное пение богу угодно.

Лаврин не стал возражать, он промолчал, махнул рукой.

Дед Олифёр радовался. О-о-о, и он не зарабатывает на рыбе столько, сколько его приемная дочь своим голосом. Старый рыбак почувствовал глубокое уважение к девушке. Захотелось и ему показать, что он далеко не последний человек на селе. А то как же, разве кому-нибудь доводилось вытаскивать таких щук, какие вылавливает дед Олифёр. Кто поймал старую щуку, в животе которой обнаружили серебряное кольцо? Дед Олифёр поймал! До сих пор этот перстень носит одна из многочисленных крестниц деда. А разве не было такого случая, когда огромный сом, схватив крючок, стащил деда Олифёра с лодки? Думаете, дед растерялся, выпустил добычу? Ничуть не бывало! Схватился рукой за вербу, вскарабкался на берег и привязал толстый шнур к дереву. Вырвать вербу с корнем сом оказался неспособным, а дед с помощью других рыбаков захватил его в плен.

Лукия слушала этот рассказ деда, как сказку.

Теперь Олифёр Семенович не пропускал ни одной церковной службы. Он нацеплял на грудь все свои кресты и медали, брал старуху Федору, и вдвоем они отправлялись в церковь. Там старики проталкивались к самому клиросу, и селяне охотно уступали им дорогу.

— Царевич пришел с Царевной! — шептали друг другу люди.

Но больше всех радовался тому, что залучил Лукию на клирос, отец Сидор. Да и как было ему не радоваться! Сердца прихожан замирали, когда они слушали чистый волнующий голос молодой девушки, который порою вырывался из хора как кристально чистый родничок и, казалось, устремлялся к самому господу богу.

— Херувимский голос, — всхлипывали женщины, — никогда такого не слышали...

Каждый раз во время службы церковь была теперь полным-полна. Послушать пение Лукии приходили из других приходов. Слух о дивном полосе девушки катился по всем окрестным селам и хуторам. Теперь в праздники перед церковью всегда стояли десятки телег и шарабанов приезжих.

Отец Сидор поставил возле клироса большую железную кружку с надписью: «Пожертвования на хор». Медные и серебряные монеты сыпались в кружку. Но отец Сидор сурово придерживался раз навсегда установленной им платы певцам: кому пятак, кому гривенник, а Лукии — двадцать копеек. После выплаты староста относил тяжелую еще кружку в алтарь, где отец Сидор забирал остальные, не забывая кое-что сунуть дьякону.

Но это была сущая мелочь по сравнению с другими пожертвованиями. Попадья уже начала поговаривать о том, чтобы купить новый выезд и рысака — она страстно любила кататься на лошадях. Рысак и выезд были вскоре приобретены. Отец Сидор стал ездить на требы в собственном экипаже.

Большой доход получала теперь церковь. Приглашенный из города художник за хорошее вознаграждение расписал заново притвор, а в самой церкви написал большую картину тайной вечери Христа со своими учениками. Отец Сидор стал с гордостью называть свою церковь в Водном собором. Была даже высказана мысль сменить на колокольне главный колокол на более крупный, более громкий, как это и приличествует соборному колокольному звону.

Зимой в Водное приехал поохотиться на зайцев Лука Тихонович. Он не узнал Лукию — так она выросла, развилась. Перед ним предстала цветущая молодая девушка-красавица с игриво загнутыми кверху дугами черных шелковых бровей. Еще дорогой возница рассказывал Луке Тихоновичу о том, что Лукия поет в церковном хоре.

— Душистый голос, — похваливал возница.

Это выражение вспомнил Лука Тихонович.

— А, здравствуй, дева с душистым голосом, — приветствовал он Лукию. — Слышал о твоих успехах! Слышал, Гопта из болопта!

— Из болота, — смеялась Лукия.

— Нет, из болопта, так веселее.