Николай Богданов - Враг

Никифор машинально перебирал ногами. Перед самым домом он вдруг загорелся и дико закричал:

- Не найдешь, нету! Нет у меня! А не найдешь - за все оскорбление ответишь! - и поднял руки, жилистые, скрюченные, к ясному небу.

Сорокопудов собрал понятых.

- Оставьте лопаты, сперва придется снять с места нужник!

Гул удивления пошел по народу.

Никишка и Сорокопудов, поглядели друг на друга в глаза. Пристально.

Никишка отвернулся и пошел в хату. Под каждым его шагом скрипела половица.

Сняв нужник, вынув ящик с нечистотами, понятые начали копать. Земля на пригорке была сухая, рассыпчатая. Сырость не проходила сюда из плотного дубового ящика.

Первую сажень глубины копали ретиво. Затем стали оглядываться на Сорокопудова. Он стоял уверенно. Снова копали.

- Труба! - вскрикнул вдруг Семка, - жестяная труба!

Народ бросился к яме. Все лезли наперебой, заглядывали. Труба шла наклонно. Принялись копать еще ретивей. Семка откапывал трубу. Она велась наискось к дому.

Сорокопудов взял у Анютки карандаш. Положил портфель на колени. Стал что-то чертить.

Труба привела под дупленую ветлу. Она подходила под самую ветлу и выходила прямо в дупло. Вскоре обнаружили и другую трубу. Та выходила в колодец. Лопата ударила в сруб. Тогда Сорокопудов показал Анютке чертеж вентиляции, нарисованный им.

- Механика, - тоном знатока заключила Анюта.

Под лопатами загудели бревна сруба.

- Готовь мешки! - крикнул весело Семка.

- Вот гад, скоро добро забыл, - процедил сквозь зубы Мотька и отошел подальше, чтоб не подать виду.

Топорами стали отколачивать и поднимать люк.

- Лом давайте!

- Пешню, не поддается.

Все увлеклись делом, часть народа, склонясь над ямой, помогала советами. Часть лезла в любопытстве в яму. Вдруг по толпе пробежало колыханье.

- Ложись! - заорал вдруг контуженный на войне Егор Высокий и, как дерево, повалился на землю, увлекая передних у ямы.

Не поняв в чем дело, толпа вдруг повалила за ним на землю. И тогда все услыхали, как что-то тяжело стукнулось о рыхлую землю, выброшенную из ямы.

- Подавись на моем хлебе! - крикнул весь белый Никишка, пошатнувшись в дверях.

Сорокопудов увидел под ногами зарывшуюся от падения в землю гранату Миллса, оборонительную, образца 1914 года.

Он вдруг ярко ощутил Анютку, доверчиво стоявшую рядом. И быстрее мысли - толчок его ноги отбросил гранату в яму с хлебом, где копошились шестеро десятников: Семка, старик Савохин, красноармеец Никитин и другие. Сорокопудов взглянул на них, на Анютку, на полегшую толпу и понял, что он сделал. Слезы обиды брызнули у него из глаз. Он вниз головой бросился в яму, грудью упал на гранату и вдавил ее рукой в глубокую прогалину земли между срубом, закрыл глаза. Шли томительные мгновения.

- Раз, два, три, четыре... - считал Егор Высокий, зажимая пальцы, ну, сейчас... - Егор встал. - Подымайтесь, братцы, не разорвалась.

Он подошел к яме. В одном углу лезли друг под друга десятники, самый слабый - Семка - остался наверху и тихо повизгивал.

В другом углу, уткнувшись, влепив рыжие волосы в глину, лежал Сорокопудов.

- Вылазь, братцы, не взорвется. Порченная. Вылазь! - громче повторил Егор.

Никто не ответил.

Тогда он спрыгнул в яму и взял Сорокопудова за плечи. Они были окаменелые, не гнулись.

- Товарищ... Сорокопуд. Милый, ты што!? - закричал Егор, тряся его изо всех сил.

Неожиданно Сорокопудов вырвался и ткнул его кулаками в бок.

- Ты чего, чорт, человека трясешь? Не даешь одуматься! - и выскочил из ямы.

В одной руке у него воронел маузер. Толпа отхлынула на обе стороны. Он вскочил на крыльцо, в сени. В сенях заворкотало.

- Пойдем, папаша милый, поедем со мной. Тебе там лекцию прочитают, отчего старые гранаты не рвутся!

Никишка перевивался у него под ногами.

- Сторожей к хлебу! Ждите меня послезавтра! - кричал Сорокопудов, несясь по рытвинам в грохочущей таратайке. Наверху развевались его рыжие волосы. Внизу как пес, на четвереньках, сидел под ним Никишка.