Георгий Кублицкий - В Югославии

Эту площадь окружают высокие серые дома, строителей которых можно упрекнуть в чем угодно, кроме стремления к каким либо излишествам в архитектуре.

Посередине площади предполагается установить памятник Марксу и Энгельсу. Но, как говорят белградские товарищи, идея памятника выражается абстрактно. Это будут два динамично рождающихся из общей арки обелиска, устремленных вверх. Обелиски как бы перевернуты: они сужаются к основанию.

Некоторые утверждают, что идея нового памятника станет поворотным пунктом в постройке и понимании памятников в Югославии вообще. Другие не согласны с ними и выражают сомнение в том, что такой памятник найдет живой отклик в сердце простого человека, не искушенного в абстрактном искусстве.

В Белграде немало красивых улиц и бульваров. Вас пленит общий светлый тон городских зданий, по южному пышная зелень. В центре города — солнечные зайчики зеркальных витрин, шуршание машин по асфальту, роскошь гостиниц, где у входа прибиты похожие на гербы цветные эмалевые щиты с надписью о том, что этот отель рекомендован для приезжих не кем нибудь, а самой англо американской ассоциацией туристов.

Но вот вы чуть свернули в сторону от разрекомен дованного отеля «Мажестик» — и посмотрите, как сомкнулись лавочки и мастерские ремесленников на При зренской улице, как старый Белград все смелее, заметнее теснит тут новостройки.

Я пытался заносить в записную книжку городские сценки, те трудноуловимые, иной раз третьестепенные

приметы города, которые добавляют какие то штрихи к его очерченному многими путеводителями облику.

Вот, например:

«Прямо на улице состязания: кто дальше прыгнет. Парни и подростки прыгают с мостовой на асфальтовый тротуар, глухо и больно ударяясь пятками. Вокруг толпа азартных зрителей».

«В главном банке. Он совсем невелик, напоминает сберкассу в Москве на Кузнецком мосту. Шумно и грязновато. Молодой черноокий и черноволосый служащий одновременно занимается чеками, болтает с сотрудницей и что то кричит, вразумляя просунувшуюся в соседнее окошко лохматую голову».

«В автобусах и троллейбусах полно; загончики с отполированными чугунными перильцами, где полагается покорно стоять в очереди на остановках, набиты плотней плотного».

«Необычные для города птицы: горлинки. Их много в здешних парках».

«Завтрак: юноша, сидя на мостовой, ест виноград с хлебом».

«Всюду на стенах домов, возле окон, пламенеют связки красного перца».

«Можно звонить и не из автомата, а из некоторых контор и лавок: там около телефона стоят картонные коробки с надписью: «2 динара». Хозяин тем самым окупает часть платы за телефон. Силен же ты, дух коммерции!»

«Чуть не на каждом перекрестке весы. Владельцы бьют на психологический эффект: «Ради контроля здоровья регулярно измеряйте вес. Точность! За 100 граммов неточных платим 500 динаров!» Конкурент обещает еще больше — тысячу! Почему бы не миллион?»

«…Много… как их назвать? Это скорее всего носильщики. На фуражках у них бляхи. Но они не носят багаж, а перевозят его на тележках с высокими колесами».

«Прямо к стволам деревьев прибиты объявления в черных траурных рамках. Такие же объявления на дверях некоторых домов: родственники извещают

о смерти своего близкого».

«Великолепны белградские книжные магазины. Их много. Глаза разбегаются по ярким красочным обложкам. С удовольствием находишь дорогие имена: Горький, Маяковский, Есенин… Но этим томикам не врегда везет на соседей: из за «Фомы Гордеева» выглядывает вдруг какая то лиловая гангстерская рожа в полумаске».

…Больше всего мне нравился Белград в вечерние часы, когда трудовой люд высыпает на улицы, в парки, на бульвары. Люди принарядились; жители столицы, особенно молодежь, любят немножко пофрантить. Мне говорили, что белградская девушка скорее откажет себе в обеде, чем в какой нибудь модной безделушке. Молодые люди носят узкие штаны и посему почти поголовно могут служить мишенью для некоторых наших карикатуристов, усматривающих в недостаточной, на их взгляд, ширине брюк чуть ли не главный признак легкомыслия их обладателя.

В каждом городе есть излюбленные места прогулок. В Белграде это улицы, примыкающие к Калемегдану. По вечерам пешеходы уже не стесняют здесь себя узкими полосками тротуаров. Автомашины безнадежно застревают в густой толпе гуляющих; потом регулировщики вообще запрещают им въезд на «шеталиште».

Это слово вряд ли нуждается в переводе.