Максимилиан Кравков - За сокровищами реки Тунгуски

— Вода идет! Вода! Собаку скорей подымайте!

А сам, забравшись на первую площадку, тянул беспомощно болтавшего в воздухе лапами Хорьку.

Помог Николай.

А вода сразу дошла до прежнего уровня и как будто бы остановилась. Только белые, пенные круги неслись по ее поверхности.

В ущелье издали загудел отдаленный шум, будто глухо ухнул громовой раскат.

— Наверх, скорей, скорей! — торопил Иван Николаевич.

От графитового утеса начиналась сырая и темная расселина, кое-где поросшая кустиками ольхи. В нее и полезли путешественники. И у каждого было одно сознание, что спасение впереди и выше и что отступления быть не может.

А снизу пенными грядами накатывала вода и путаным клубом тащила перед собой вырванные деревья.

Уже была затоплена не только терраска, по которой часа три тому назад пробирались люди, но залило и нижнюю площадку, прорубленную в графите.

Цепляясь за остряки камней, хватаясь за кустики, на руках подтягивались беглецы все выше и выше.

Последним лез Иван Николаевич. А когда компания взбиралась на длину веревки, то общими усилиями, разом, втаскивали к себе собаку.

И ни у кого ни разу не мелькнула мысль, чтобы бросить на гибель Хорьку.

А бешеный поток уже залил всю графитовую скалу и, словно в гигантской трубе, с грохотом несся по ущелью.

Поглядел было вниз Петюха, и едва ни закружилась у него голова! Если бы и упала теперь вода до прежнего уровня, то, все равно, спуститься вниз крутизной, на которую погнало их отчаяние, было бы невозможно… Всякая попытка сойти вниз обещала только гибель.

Но вот, узловатые стенки трещины, метра на три, сменились обрывом… Что делать?

А вверху, над головами, где-то близко уже синело небо и зубцами торчали края пропасти.

— Врешь, вылезем! — упрямо промолвил Николай.

— Вылезем… — через зубы процедил Иван Николаевич. И Петя, переведя дыхание и боясь взглянуть себе под ноги, слабо пискнул:

— Вылезем!

Раздумывать было нечего. Иван Николаевич, как самый сильный, уперся руками и ногами в стенки расселины, а Коля, забравшись к нему на плечи, и ухватившись за выступ камня, подтянулся на оказавшуюся вверху площадку…

На краю ее росла березка. Николай попробовал деревцо — стоит крепко!

Тогда Иван Николаевич снизу закинул ему веревку. Николай обернул ее вокруг березы и, держа конец обеими руками, весело кричал, наклоняясь над бездной:

— Здесь выход! Хороший выход!

Первым, держась за веревку, полез Иван Николаевич и выбрался благополучно. Потом Петюха навязал оставленные ружья и припасы, и их выдернули легко. За грузом последовала собака. Пете же приказали не лезть, а обвязаться веревкой крепко и держаться за нее что было сил! Даже, вдобавок, спустили два связанных ружейных ремня.

Петя зажмурил глаза, впился руками в веревку и почувствовал, как ноги его заболтались в воздухе… Приоткрыл глаза и увидел под собой головокружительную пустоту провала!

В эту минуту его, подхватили за плечи и вытащили на поросшую травкой площадку… А вверху, где-то над головой, как ни в чем ни бывало, уже заливался лаем нашедший птицу Хорька…

Наверху была полная безопасность, отдых и мягкая постель на моховом покрове.

А страшная Берея-Кан, ревевшая в ущелье, и круча обрыва и веревка, на которой, подлинно, висела их жизнь, все это осталось там внизу, в сырости и холоде провала.

А сейчас над путешественниками сияло жаркое солнце и бабочки, как летучие цветки, перепархивали по камням… И, за радостью избавления, быстро тускнела недавняя опасность!

— Пусть теперь хоть до краев поднимается речка, — совсем осмелел Петюха, — все равно убежим!

Вспомнили о лодке. Она, несомненно, погибла, захваченная потоком. Вместе с оставленными вещами.

— Что уж жалеть! — засмеялся Иван Николаевич, — спасибо, что сами-то живы остались!

Отдохнув, решили итти назад, к Тунгуске, держась направления трещины, в которой текла река. Местность, по которой они проходили, была высокой, слабо холмистой платформой, поросшей чахлой, северной тайгой.

Из древесных пород здесь росла только лиственница, да и то истощенная и гнилая посредине.

— Это оттого, — об’яснил Иван Николаевич, — что дерево не получает здесь, в промерзлой почве, достаточно пищи. Его рост скоро останавливается и оно начинает гнить на корню.

Кругом был густой олений мох и низенькие северные березки, вроде кустарников, едва поднимавшиеся до пояса человеку. Под ногами путались кустики пахучего богульника.