Максимилиан Кравков - Утро большого дня

Девушка вскрикнула и отступила к двери. Потом опять шагнула к нему и сказала взволнованно и удивленно:

— Милый ты мой!

Человек, стоявший в снегу перед крыльцом, засмеялся и ответил:

— Это я, Марина! Перевод удался и два дня, как я здесь!

Морозное небо густо осыпалось звездами. Ложок, в котором темнели бараки, оброс по краям частоколом пихт.

Девушка оглянулась, соскочила с крыльца, охватила голову человека и припала к его лицу губами.

Было тихо. Вдали засвистел паровоз. Этот одинокий звук умер в полном молчании. Девушка отшатнулась, взбежала опять на ступеньку и взялась за ручку двери.

Инженер Звягин сдернул шапку и, тряхнув разлетевшимися волосами, проговорил:

— Счастье мое! Все теперь пустяки!

— Нет! — испугалась Марина, — теперь особенно нет! Остались последние дни. Ох, эти страшные дни...

— Их немного, Маринка, всего пять суток!

— А вдруг ты сорвешься? Нам не следует даже видеться!

Звягин залюбовался ее глазами.

— Не все будут рады нашей любви, а выместить на тебе так удобно...

В отдалении заскрипели шаги и Звягин бросился в тень, к забору. Девушка стояла у двери, вся на виду, и гаснувший месяц освещал ее и запорошенный снегом дом красноватым, медным блеском.

На дороге приостановилась грузная, резко черная фигура.

Лицо человека скрывалось воротником. Наступил момент напряженнейшего молчания между троими. Третий не выдержал, двинулся снова и шаги его стихли за поворотом. Девушка перевела дыхание.

— Меня он заметил, — рассудила она, — а тебя не узнал. Вот видишь...

Звягин шагнул из тени.

— Кто?

— Боюсь я его...

Звягин беспечно махнул рукой и повернулся к крыльцу.

— Нет, — запретила она, — мы увидимся на работе... в штольне. Но не сейчас!

Тогда он заговорил, нахмурясь:

— Уедем отсюда! Я окончу свои обязательства и уедем! Будем жить без опаски, без отравленных дней. Нас там ждут! Мы уедем на север!

— Жалко рудника, — поникла головой Марина. — И... я очень люблю тебя!

Девушка скрылась за дверью и на снежном крыльце остались только натоптанные следы. Звягин вздохнул, посмотрел блестевшими глазами на звезды и медленно пошел домой.

Сторонами круглели холмы, светившие снегом. Серединой промялся безлюдный путь, впереди мерцали огни. В черной мгле высоко краснела электрическая звезда над Центральной штольней.

Звягин отошел далеко и тогда сообразил, что пора надеть шапку, — кристаллы снега пылью легли на волосы.

Рудник спал. Только шахты горели переливающимися огнями и, как волны далекого прибоя, грохотали вагонетки на эстакадах.

Временами Звягин приостанавливался и глубоко вдыхал морозный воздух. Смотрел на ночное затишье домов, на сложные переплеты копра возникавшей гигантской шахты, слушал далекий чугунный рокот поезда и невнятный шорох тайги.

Тогда он забывал про угрожающие пять дней.

Он оглянулся. Пройденный путь был заметен далеко и четко. Вдали показался пешеход. Он торопился, даже пытался бежать. Поднятый воротник закрывал его голову. Инстинкт, утонченный на охотах и в случайностях путешествий, подсказал Звягину, что медлить не надо. Встреча доброй быть не могла. Он вспомнил свое положение и тревоги Марины. Круто свернул за плетень, вошел в переулочек и приблизился к дому с другой стороны.

Шедший остался в лабиринте пустынных улиц, а Звягин поднялся к своей квартире. Чисто и свеже выкрашенные комнатки были почти пустыми. Он включил свет, сел на скрипучую койку и сказал с досадой:

— Не по мне эта роль!

— Как новый техрук?

Это спросил Кунцов, заместитель главного инженера Центральной штольни.

Роговицкий, десятник, с жестким лицом старого солдата, повеселел и ответил:

— Уже принял квершлаг. Можно теперь начинать!

Роговицкий был извечный горняк. Еще до революции работал в Кузбассе на шахтах Михельсона. Впрочем, раз сменил кайлу на ружье, когда в красногвардейских рядах дрался с белыми. Большинство старых рабочих знало Роговицкого и он их знал.

— Легче на поворотах, — буркнул Кунцов и открыл звягинский трудовой список. Роговицкий шевельнул седыми усами и глаза его сделались будничными.

— Тридцать лет, — перелистывал инженер странички, — специалист по проходке шахт, много работал на севере, а последний год в Кузбассе, в Октябрьской шахте...

— Октябрьская, — вспомнилось Роговицкому, — управляющим там Замятин, отец Марины Николаевны...