Фрэнк Шрейдер - Ля Тортуга. От Аляски до Огненной Земли

Пуэрто-Монт — рыбацкий поселок с блестящими крышами из рифленого железа — был основан немецкими подселенцами, и на берегах илистой бухты играли светловолосые голубоглазые ребятишки. К югу куда-то вдаль уходили затянутые дымкой полторы тысячи миль фиордов и отполированных ледниками скал, а к востоку возвышалась гора Осорно — чилийская Фудзияма; у ее подножия расстилалось Тодос-лос-Сантос — первое озеро, которое нам предстояло переплыть на пути в аргентинскую Патагонию.

Когда мы добрались до озера, пунктир легкого дождя покрывал рябью серую поверхность воды. Вулкан Осорно высовывал из-под балдахина облаков лишь черную лаву на нижней части склонов. Но уже на следующее утро озеро Тодос-лос-Сантос полностью оправдало свое второе название — Эсмеральда. В изумрудной воде отражался совсем иной Осорно — безупречный конус, на две трети покрытый снегом. В кильватере «Черепахи» его отражение дробилось мириадами зеркальных бликов. Все мрачные предчувствия и опасности Коста-Рики, мучительные часы панамских штормов, когда нас выворачивало наизнанку, остались позади; мы спокойно плыли, рассекая мирные зеленые волны и делая по три узла в час. Бодро урчал мотор, и солнце пригревало нам спину. Каждый поворот винта раскрывал перед нами новую панораму снежных пиков, один за другим возникавших перед глазами: Пунтьягудо — игла, вонзившаяся в мягкий бархат небес; Тронадор, чьи три зазубренных утеса напоминают поломанный гребень. После шести часов плавания мы выкатились на пристань у Пеуллы и прошли чилийскую таможню.

В нескольких милях отсюда, на узкой дороге, окаймленной густым лесом, на краю Лагуна-Фриас — второго озера, которое нам предстояло переплыть, помещается пограничный пост Аргентины. Прождав целый день, пока соизволил появиться начальник таможни, мы меньше чем за час пересекли крошечное водяное колечко, и трехмильная дорога сквозь мрачный лес вынесла нас к третьему озеру. На глазах расфранченных аргентинских туристов, наблюдавших за нами с палубы пассажирского парохода на двести человек, «Черепаха» вошла в воду — в третий раз за последние три дня.

Узкий рукав Науэль-Уапи, одного из самых больших аргентинских озер, представляет собой тридцатимильный водный коридор, который подходит к дороге, ведущей на юг через Патагонию. Нас всего на один день задержали в Лагуна-Фриас, но за это время погода испортилась: прояснение оказалось кратковременным, и, когда под свежим ветерком лазурь воды покрылась рябью, я увеличил скорость до четырех узлов в час. Волны набегали на скалистые островки и поднимались все выше; я уже стал посматривать, нельзя ли где-нибудь пристать к берегу, но, куда ни кинь взор, гранитные стены круто спускались в воду. Белые гребешки проносились мимо, и корма поднималась на бегущих волнах. Впереди показался большой лесистый остров с крутыми берегами, и Элен посмотрела на карту.

— По-моему, именно здесь надо менять курс, чтобы повернуть к берегу.

— Быть не может. Мы идем всего два с половиной часа, а до острова, где надо поворачивать, двадцать пять миль. Вспомни-ка, старпом, ведь карта-то дорожная. Она рассчитана на навигацию.

Но когда мы подошли вплотную к острову, я увидел вход в бухту. Элен была права. Я поспешно развернул джип и направил его к усыпанному галькой берегу; ветер бил нам в борт, и машина, тяжело кренясь, вошла в порт. К моменту высадки мы прошли целых тридцать миль меньше чем за три часа. Ветер почти удвоил нашу максимальную скорость. Хорошо, что мы выбрали именно это направление, но каково-то будет в шторм в Магеллановом проливе?

В пятнадцати милях от того места, где мы высадились, находится Сан-Карлос-де-Барилоче — любимый горнолыжный курорт аргентинцев. Дорога, почти на всем протяжении окаймленная лесом, идет по берегу широкой части озера Науэль-Уапи. Темно-фиолетовое, оно вздымалось теперь высокими волнами, точно море. В Барилоче — поселке, состоящем из роскошных отелей и домиков в швейцарском стиле, — мы прожили два дня: после пятидесятимильного рейса по озерам надо было проверить ступицы и сменить смазку в картерах мостов.

Дальше к югу мы выехали ранним утром. По небу неслись облака, и их мягкие тени ложились на щебенчатую дорогу. Высокие кроны деревьев переплетались над головой, и ветви раскачивались на ветру, которому предстояло стать нашим верным спутником на протяжении всего путешествия. По берегам мелких озер сквозь дубовые рощи и сосновые леса мы медленно спускались вниз, и растительность становилась все более скудной. К середине дня мы уже катили по травянистым равнинам Патагонии. Миля за милей мрачного безлюдья; только дождь со снегом хлещет и оседает на ветровом стекле. Ветер становится физической силой, джип качает из стороны в сторону, но даже сквозь свист бури я начинаю замечать, что шум под ногами изменил интонацию. Я пытаюсь не обращать на это внимания. Он стал всего лишь чуточку громче, говорю я себе, и это вполне понятно, ведь «Черепаха» стареет. Элен тоже замечает шум: к этому времени он уже переходит в вой. Я снижаю скорость до десяти миль в час и мечтаю только добраться до ближайшего города Эскеля, который находится в шестидесяти милях южнее. Но через несколько минут скорость падает и сквозь щели пола начинают пробиваться клубы едкого дыма. Я быстро съезжаю на обочину. Никто из нас не произносит ни слова; мы молча снимаем пол, чтобы установить размеры аварии. Когда я узнаю, в чем беда, я просто цепенею. На этот раз вышла из строя раздаточная коробка. Она расположена как раз за коробкой передач, и ремонтировать ее ничуть не легче. Даже будь у меня все необходимое, ремонтировать ее здесь, на дороге, все равно что работать в аэродинамической трубе.