Вильям Смит - Очерки на разных высотах

Деталей того давнего разговора я, естественно, не запомнил, кроме, пожалуй, общего смысла того, что тогда сказал Мика Бонгард, самый старший из нашей команды. Звучало это примерно так: «Все мы стали рабами своей прекрасной привычки — в компании самых лучших и самых преданных друзей проводить каждое лето в горах, в самой замечательной части нашей планеты. Да, мы рискуем — однажды не вернуться с очередной горы… Но так ли уж важно, сколько времени нам отведено на жизнь? По мне, так важнее, как и чем жить, а продолжительность жизни не так уж много значит».

Так говорил не юноша-романтик, а вполне взрослый мужчина, который хорошо знал цену человеческой жизни, поскольку два года провел рядовым в роте связи на фронте Отечественной войны. Сам Мика был вполне состоявшимся ученым-биофизиком, работы которого по проблемам узнавания образов до сих пор считаются фундаментальными в информатике. И конечно, он вовсе не стремился к тому, чтобы закончить жизнь в горах. Совсем нет! Просто он принимал возможность такого конца, как плату за дарованную ему (и всем нам!) возможность полнокровной жизни.

Тот давний разговор получился очень трудный. С одной стороны, конечно, невозможно было не услышать Сашины доводы — нам не надо было напоминать о гибельности нашей страсти, примеры были слишком живы в памяти у каждого. Но с другой — мало кто из нас мог представить себе, чем можно было бы заменить чудо человеческого общения и опьяняющего слияния с первобытной красотой мира гор — всего того, что создавало в каждом из нас ощущение необыкновенной полноты жизни и вовлеченности в общее дело. Про себя могу сказать, что в моей обычной городской жизни, довольно благополучной жизни научного работника Академии наук того времени — ничто не могло дать мне тот заряд эмоций, здоровья и душевной бодрости, сравнимый с тем, что я получал за то короткое время — не более 5—6 недель, что проводил с друзьями в горах.

Вот как мог бы тогда выглядеть воображаемый разговор с А. М. Балдиным: «Так что же, уважаемый Александр Михайлович, вы предлагаете нам взамен? Давайте, обсудим варианты!» И здесь оказывалось, что ничего, даже приблизительно сравнимого по эмоциональной привлекательности ни сам А. М. Балдин, ни кто-либо другой из нас предложить не может.

Более того, прошло совсем немного времени, и сам А.М., как будто позабыв о всех своих громких словах «про клуб самоубийц», не смог отказаться от «губительной страсти» и снова оказался в составе нашей группы в 1960 г.

Еще с осени 59-го года у нас была запланирована на лето большая экспедиция на Памир, снова в верховья ледника Федченко. Пусть читатель не удивляется, но трагедия, случившаяся зимой на Домбае, совсем не повлияла на наши летние планы. Снова, как и всегда, не было отбоя от желающих примкнуть к нашей экспедиции и пришлось потратить немало усилий, чтобы отобрать самых достойных из множества подходящих кандидатов. А потом последовали полтора месяца сумасшедшей деятельности по организации экспедиции, изготовлению и/или раздобыванию снаряжения, закупке продуктов, отправке всего груза в Душанбе и далее в Ванч. Мне все это хорошо запомнилось, поскольку волею судеб я стал начальником той экспедиции — естественно, мне пришлось забыть о своих аспирантских делах и о всякой жизни вообще — остались только экспедиционные заботы и, конечно, неотменяемые тренировки. В это время наша жизнь протекала при абсолютной подчиненности совершенно конкретной цели. То, что по большому счету эта цель — почти фантом, и к тому же опасный — значения не имело, она прекрасна сама по себе, примерно также, как Прекрасная Дама Блока (кстати, тоже небезопасная особа в реальной жизни!).

Я мало могу добавить к тому, что мной было написано про эту экспедицию на Федченко в книге «Мои друзья и горы». Пожалуй, стоит только подчеркнуть, что в тот год вся наша жизнь в горах протекала с ощущением некой почти Благодати, коей нас почему-то одарило Провидение с особой щедростью.

Удивительно много осталось в памяти впечатлений чисто эстетического плана. Чего стоит одна картинка раннего рассвета в день эвакуации верхнего базового лагеря в верховьях Федченко!

Еще не рассеялся сумрак вокруг нас, только далеко-далеко на востоке из-за горизонта возникают, как копья яркие солнечные лучи. Светлеет небо,, и вместо тёмно-фиолетового оно раскрашивается во все цвета радуги. Где-то совсем высоко засвечиваются перистые облака, их очертания и окраска — все это меняется с каждой минутой наступающего рассвета. Создается такое живописное впечатление, что начинаешь понимать, насколько реалистичными были на самом деле гималайские пейзажи Рериха или гренландские картины Рокуэлла Кента.