Юозас Пожера - Нет у меня другой печали

Просыпаюсь в темноте, не понимая, что сейчас — утро или вечер. В открытое окошко с улицы доносятся звуки аккордеона, какое-то шарканье, голоса. Я подхожу к окну. Первое мгновение не могу поверить своим глазам: внизу, на асфальтированной площадке перед гостиницей, молодежь танцует твист. Площадь освещена электрическим фонарем, прикрепленным у входа в гостиницу. В его тусклом свете двигаются, изгибаются, темпераментно работают руками, ногами, всем телом девушки в вечерних платьях и в простой дорожной одежде, юноши в черных костюмах, танцуют несколько человек и в рабочих комбинезонах, в тяжелых сапогах. Ночь теплая, безветренная, на черном небосводе сверкают, мерцают крупные звезды, и кажется, что вот-вот услышишь голоса цикад, настолько вся обстановка напоминает южные курорты Черноморского побережья. А в особенности эта нарядная молодежь, танцующая твист. Все было так неожиданно, так невероятно, что я загорелся желанием узнать, кто эти люди и что за карнавал внизу.

Хозяйка гостиницы объяснила мне:

— Молодежь едет по назначению. Уже который вечер так, — и с улыбкой добавила: — Что-то нам на писателей везти стало. То годами не было ни одного, а сегодня еще двое приехали.

— Кто такие?

Хозяйка не знает.

— Они стучались к вам, но вы спали… Сказали, потом зайдут. Познакомиться хотят.

Я выхожу во двор. Затесавшись в гущу молодежи, смотрю на танцующих, слушаю обрывки разговоров и приятно удивляюсь, что не видно ни одного пьяного, не слышно ни ссор, ни грязной ругани. Присмотревшись к группе молодежи, я подхожу и вступаю в разговор. Оказывается, трое из них учителя, четверо остальных — библиотекари. Все из соседнего Красноярского края, закончили там институты, культпросветтехникумы и по назначению приехали в Туву. Вот уже третий день ждут, пока районные власти доставят их в отдаленные селения. Все они русские. Тувинского языка не знают, хотя и полны решимости года за два изучить. Последнее обстоятельство несколько озадачивает меня, и я спрашиваю, как они будут преподавать в школах или работать в Домах культуры и библиотеках, если в такой глухомани тувинское население ни слова не понимает по-русски. Кто-кто, а уж я-то имел возможность на своей шкуре почувствовать, в каком незавидном положении оказывается человек, когда не может объясниться с собеседником. Это относится к самым элементарным, самым простым бытовым вопросам, уже не говоря о преподавании или каких-либо лекциях. Однако молодые люди успокоили меня.

— Будем работать через переводчиков, — говорит один из них, к которому я почему-то сразу почувствовал антипатию. Меня раздражает его чересчур свободная, независимая манера держаться, педантичная аккуратность и даже то, как он танцует — отшлифованные, видимо, не раз отрепетированные перед зеркалом движения.

— Через переводчиков?

— Да. Не мы первые, не мы последние. С переводчиками в Туве работают многие учителя, особенно в захолустье.

— А откуда берутся переводчики? Они работают на общественных началах или получают зарплату?

— Разумеется, это не самодеятельность. Государство платит им жалованье, как и всем педагогам.

— А в библиотеках, Домах культуры?

— То же самое.

Ребята говорили об этом как о самом заурядном, встречающемся на каждом шагу явлении и не видели никаких причин удивляться. Я подумал: где еще в мире увидишь такое, какая из стран того, капиталистического, мира может продемонстрировать нечто подобное, хоть они и во все горло кричат о человечности и гуманизме. Я смотрел на этого юношу, и вдруг у меня прошло, исчезло недавнее чувство враждебности. Теперь я уже совсем не возмущался его аккуратностью и отрепетированными движениями твиста, ибо понял, что не только твист везут они в отдаленнейшие уголки этой горной страны, а что-то гораздо более важное и значительное, хотя и твист, как таковой, вещь неплохая. И чем больше мы разговаривали, тем больше нравилась мне эта молодежь — образованная, думающая, обладающая чувством юмора. Никто из них, если не считать полной светловолосой девушки, чем-то напоминающей пышку, не сетовал, что на их долю выпало работать в этой редко населенной стране, где нет дорог, не летают самолеты, где холодные, вьюжные зимы и горячее, знойное лето. Все они шутили, веселились, танцевали, словно отмечая какой-то особенно дорогой праздник. И только светловолосая «пышка» вздыхала, жаловалась, что неизвестно, как выдержит эти два злополучных года. Она даже не танцевала. Стояла, опершись о деревянный забор, и грубо отказывала парню, осмелившемуся пригласить ее на танец.