Георгий Кублицкий - Рейс в Эвенкию (путевые заметки)

На какую-то факторию — не помню точно, была ли эта фактория Виви или фактория Умами — мы ездили на катере. Катер у нас находился под бортом всегда — на всякий случай.

Деревянное зданиефактории украшал большой плакат: "Сталин наш первый депутат Верховного Совета РСФСР!"

Два охотника-эвенка, только что приплывшие с другого берега в лавку за табаком, рассказывали, как-сегодня утром они "добыли медведя. Один из охотников сидел на гладко обструганом пеньке. Окончив рассказ, он встал и пошел к своей ветке. Пенек, на котором он сидел, оказался не просто пеньком. Черной краской на нем было написано:

ГУСМП

Всесоюзный Арктический Институт

Астро-Радио-Пункт 1937 год

Охотники со старинными ружьями, медведи, нехоженные тропы и, — предвыборный плакат, фактория, астрономический пункт! Пока я размышлял об этих контрастах, а мои спутники разговаривали с охотниками, моторист завел мотор. Караван уже ушел вперед километра на два.

— Заезжайте на обратном пути, — приглашает заведующий факторией. — Уху такую приготовлю — закачаетесь!

— Непременно заедем! — кричит рулевой. И добавляет вполголоса: — Вот если бы ты нам нефти приготовил! Много не надо, боченочков десять — пятнадцать… А то уха! Нашел, чем удивить.

— Ну вот и Таймура, — сказал лоцман, показывая рукой на реку, впадающую в Тунгуску. — Любопытная, доложу вам, речка.

— А что в ней любопытного?

— Древности всякой много. Здесь, на Таймуре, мамонт найден. А недалеко от устья, на правом берегу, есть избушка. Стоит себе у подножья скалы, потолок провалился, стены почернели.

— Ну, и что же?

— А вот то же… Бывал я в этой избушке. Посреди торчат развалины печи. А сквозь печь уже лиственница проросла, поперек сантиметров тридцать. Вот и подсчитайте теперь, сколько лет стоит избенка. Рассказывают, что ее еще те казаки строили, что в Сибирь с Ермаком пришли.

По правде сказать, я не поверил тогда старому лоцману. Древность избушки мне показалась слишком преувеличенной. Но позднее, вернувшись из рейса, я на всякий случай решил порыться в архивах и наткнулся на любопытные данные.

…Было это в начале XVII века, когда на севере существовала Мангазея. Не дожили до наших дней даже ее руины. Почти забылось и само название. Но когда-то это был большой город — по тем временам, разумеется: четыре улицы, гостинный двор, питейные заведения и несколько церквей. Дома строились солидные, прочные, в два, а то и три этажа. Бревенчатый двухрядный частокол защищал Мангазею от набегов кочевников.

Сидели в Мангазее воеводы — мздоимцы, с помощью казаков и служилых людей собиравшие с туземцев обильную дань — ясак. Чтобы не вздумали туземцы уклоняться от платежей, "брали заложников — аманатов. Отправляли московскому царю тюки "мягкой рухляди" — драгоценной пушнины. Пушнина притягивала в Мангазею, как магнит, и заморских купцов сплавали сюда через студеное море немцы и голландцы. Алчность и жажда наживы пересиливали в них страх: перед трудным путешествием.

Своеобразная жизнь ключом кипела на далеком форпосте московского государства. "Приходили в Мангазею морем многие кочи с хлебными запасами и русскими товарами, в год кочей 50 и больше и по Енисею, государь, и по Турхуну и по иным сторонам реки и промышляли многие промышленные люди и промыслы, государь, были большие… А торговых, государь, и промышленных людей зимовало в Манга-зее человек по 1000 и больше, и в лавках, государь, сидели со всякими товарами зимой и летом без съезду, и весной, государь, на волоку всяким людям торг был большой."

Так описывал жизнь Мангазеи ее современник, таможенный голова Саблин.

Сфера влияния Мангазеи была очень велика. Она распространялась, в частности, на Нижнюю и Подкаменную Тунгуски. И вот, из летописей известно, что в 1626 году на Нижнюю Тунгуску двинулись около двухсот промышленников в сопровождении 22 казаков. Привлекала ли их жажда наживы, искали ли они новых нехоженных мест и необъясаченных туземцев — сказать трудно. Не сообщает летописец и об исходе этой смелой экспедиции. Но совершенно очевидно, что казаки и их спутники могли проникнуть в верховья реки и обосноваться здесь в местах, богатых пушниной. Ведь история русских завоеваний знает походы куда более смелые, трудные и дальние, чем путешествие в глубь страны эвенков.

Старый лоцман, конечно, ошибался, предполагая, что изба, которую он видел на Таймуре, была построена казаками из вольницы Ермака. Но не исключена возможность, что он напал на зимовье, построенное людьми, ушедшими из Мангазеи в 1626 году. За триста с лишним лет сквозь развалины печи могло прорасти и вытянуться к небу стройное дерево. А лиственница, из которой построена избушка на Таймуре, способна стоять не одну сотню лет. Недаром называют ее вечным деревом…