Фернан Пинто - Странствия

Как Антонио де Фариа вышел из реки Тинлау в Лиампо и о несчастном происшествии, случившемся с ним в пути

После того как Антонио де Фариа простоял на реке Тинлау двадцать четыре дня и за это время все раненые выздоровели, мы пошли в Лиампо, где он решил перезимовать, чтобы оттуда с наступлением лета предпринять поход к копям Куангепару, как он договорился со своим спутником Киаем Панжаном.

Когда судно наше дошло до мыса Микуй, находящегося на широте двадцати шести градусов, с норд-оста налетел сильный противный ветер, и, чтобы не терять пройденного пути, по совету штурманов было решено лечь в дрейф. Погода к вечеру еще ухудшилась, полил дождь и волны стали такими, что две гребные лантеа, будучи не в состоянии с ними бороться, направились, когда стало уже почти темно, к берегу, намереваясь укрыться в реке Шилендау, находившейся от этого места в полутора легуа.

Антонио де Фариа также, опасаясь несчастья, пустился как можно быстрее за ними в кильватер, держа всего пять или шесть пядей парусов, чтобы их не обогнать, а также потому, что напор ветра был очень силен и вынести его не было возможности. А так как темнота ночью была очень велика, а от ветра все валы были покрыты пеной, он не заметил, что между островком и концом рифа имеется мель, и, проходя над ней, так ударился дном, что кильсон треснул у него в четырех местах вместе с кормовой частью киля.

Видя это, начальник его пушкарей решил выстрелить из фальконета, чтобы дать знать другим джонкам, что начальник их терпит бедствие, но Антонио де Фариа воспротивился этому, заявив, что, если уж господу нашему угодно, чтобы они тут погибли, он не хочет, да и нет никакого смысла, чтобы и другие гибли из-за него на этом месте, но что он обращается ко всем с просьбой и увещанием помочь ему явно — трудом своих рук и тайно — прося у господа прощения за все свои грехи и умоляя помочь им исправиться, ибо, если они помолятся так, от всего сердца, они выйдут целыми и невредимыми из этого испытания.

Тут он приказал срубить грот-мачту на уровне пяртнерсов второй палубы, благодаря чему судно немного успокоилось, но это стоило жизни трем матросам и одному мосо, ибо, падая, мачта раздавила их насмерть. После нее Антонио де Фариа приказал рубить еще бизань и фок-мачту и сровнять все надстройки, чтобы ничто на судне не возвышалось над верхней палубой. Все это было сделано с величайшей быстротой, хотя погода этому препятствовала, ибо шторм был необыкновенно жестокий, море кипело, темнота была непроглядная, волнение свирепое, дождь лил как из ведра, а напор ветра был столь невыносим и порывы его столь бешены, что никто не мог устоять на ногах.

В это время четыре остальные джонки тоже подали сигнал о бедствии; тогда Антонио де Фариа, обратив глаза к небу и сложив вместе руки, произнес во весь голос, так что все его услышали:

— Господи Иисусе Христе, подобно тому как ты, мой боже, по великому милосердию своему, взял на себя грехи наши и искупил их на кресте, так и я прошу тебя по милости твоей разрешить, чтобы наказание, наложенное твоим божественным правосудием на этих людей за все, чем они оскорбили тебя, понес один я, ибо я был главной причиной того, что люди эти погрешили против твоей божественной доброты, и пусть не окажутся они в эту страшную ночь в том положении, в каком за грехи свои оказался я. А посему, господи, в скорби души своей прошу тебя во имя всех, хоть и недостоин я того, чтобы ты меня услышал, отвратить глаза свои от меня и обратить их на себя и на то, как много тебе пришлось претерпеть за нас по бесконечному твоему милосердию.

Едва прозвучали его слова, как все с великой силой воскликнули: «Господи, смилуйся над нами», — и не было человека, который не оцепенел бы от горести и печали. Но так как всякому человеку свойственно в подобном положении делать все возможное, чтобы сохранить жизнь, и ни о чем другом не думать, у всех было только желание спастись, и они помышляли лишь о том, как этому способствовать, а посему, забыв всякую жадность, решили как можно скорее облегчить судно, бросив все товары за борт. Человек сто, как португальцев, так рабов и матросов, бросилось немедленно в трюм, и меньше чем за час груз был выброшен в море, так что на судне ничего не осталось. Безумие этих людей дошло до такой степени, что даже двенадцать сундуков, наполненных слитками серебра, которые в недавнем бою были отобраны у Кожи Асена, они тоже выбросили в море, и никто и не подумал о том, что в них было, не говоря уже о других весьма ценных вещах, которые вместе со всем остальным отправились по этому печальному пути.