Тим Северин - Дорогами Чингисхана

Такова правда жизни бедного арата. Жизни на грани, в окружении скудных ресурсов и безжалостной природа. Чтобы местная коммуна человека прокормила, обеспечила заработком и самым необходимым, нужно самому являться трудоспособной единицей. А на должность скотовода найдется достаточно желающих из числа женатых мужчин. Арат получает такое крошечное жалованье, что у него никогда не бывает сбережений. Ни о какой экономической защищенности или независимости и речи не идет. Но покупать в сомонном центре ему приходится очень немногое. Он живет в гыре большую часть зимы, а летом заезжает в центр время от времени. А редкие поездки в город организует, видимо, коммуна, либо арат может прокатиться с попутным грузовиком. Некоторые, к сожалению, едут в город, надеясь устроиться на работу, пополняя и без того уже перенасыщенный рынок труда.

Оказалось, мы проехали край табунщиков и попали в край скотоводов. Долина бурной желтой реки, в которой мы очутились, была просторным, но скудным пастбищем. Вместо одного-двух шатров, как в цветущих долинах табунщиков, здесь гыры стояли по 10–12 штук. Возле деревушек паслись яки с хвостами-мухобойками и лохматой бахромой на животах. Быки-хайнаки с косматыми головами, бугристыми лопатками, широко расставленными рогами и скукой во взгляде походили на уменьшенных на четверть бизонов из прерии. Они казались слишком осторожными для таких нескладных животных. Мы направились к ним, а они вдруг перепугались, будто только заметили наше присутствие и позабыли обо всем на свете. Они внезапно пришли в движение, и выглядело это несколько комично. Этакие огромные куски говядины поскакали подпрыгивающим галопом, шумно хрюкая и выпятив хвосты почти горизонтально земле.

Пастушьи гыры больше размером и обставлены лучше, чем войлочные шатры табунщиков. Скотоводам не так часто приходится кочевать. У каждого гыра стоял мотоцикл и любимый пони, стреноженный, но готовый пуститься в путь. Я с завистью посматривал на пони — они были местной породы, изящнее и живее, чем наши полуизношенные одры. В самом деле, один из дареных коней непрестанно хромал. Нам приходилось использовать его как вьючную лошадь, а на спуске от перевала с обо животное, похоже, потянуло мышцу. Груз мы переложили на запасную лошадь, но долго ли мы еще протянем, если не сделаем основательную остановку, чтобы кони могли отдохнуть и восстановить силы?

Еще я подумал, что Хангай показал нам лучшие уголки Монголии, и теперь наше продвижение может превратиться в ежедневный изнурительный труд без новых впечатлений. Каждый день был копией предыдущего. Позавтракав, мы сворачивали палатку, вьючили лошадей, садились по седлам и ехали, ехали, ехали, останавливаясь у гостеприимных гыров, а затем спустя восемь или десять часов, снова ставили лагерь.

Раз Ариунболду было важно пересечь всю страну, значит, было на что посмотреть и что изучить. Это давало нам с Полом надежду провести время с большей пользой. Но все чаще нам казалось, что Ариунболд понятия не имеет, сколько времени потребляется, чтобы достичь западных границ Монголии. Он все еще уверял, что через три недели мы окажемся у советской границы, но, судя по тому, что он не давал передохнуть лошадям, можно было решить, что он просчитался. Скорее мы доберемся до зимних квартир к началу сентября, когда выпадет снег, который помешает мне исследовать горные поселения Алтая, чьи жители никогда не видели европейцев.

На обед нас пригласили в самый большой и обеспеченный гыр. Его хозяин, более предприимчивый, чем «коллеги», собрал изрядный урожай грибов и разложил их по крыше сушиться. Такую инициативу мы встречали впервые. Вежливый пастух предложил нам трубку с длинным мундштуком, футов двух, а табака в ней умещалось всего на полсигареты. Мы уже привыкли соблюдать правила вежливости, и я принял трубку правой рукой, восхитился тем, сколь мастерски она сработана, сделал символическую затяжку и вернул трубку хозяину, поддерживая левой рукой локоть правой. Хозяин долго курил, а мы ждали, пока приготовится еда. Нам подали скорее вяленую, чем свежую баранину, но ее вкус от этого не изменился. Только куски жира отличались по вкусу. У них появился приятный аромат «с дымком», и в целом их присутствие стало более терпимым, если не обращать внимания на тот прискорбный факт, что они плавали на поверхности кипящего бульона, словно глазные яблоки.

Ариунболд становился скучен и докучлив. Теперь он рисовался перед пастухами. Обычно, когда мы прибывали в поселение, он важно шествовал в главный гыр, усаживался на место почетного гостя и гордо оглядывался вокруг, ожидая, пока его обслужат. Теперь, когда скотоводы выходили встретить путешественников, он закатывал длинную речь о важности нашей миссии, принимался звенеть медалями, пайцзами и прочими регалиями и передавать их по кругу, чтобы все имели возможность ими восхититься. Он напоминал средневекового продавца фальшивых индульгенций и поддельных реликвий темным крестьянам. Но поскольку скотоводы были в основном доверчивы и необразованны, на них вид этих побрякушек действовал завораживающе.