Тим Северин: Дитя Одина

version="1.0" encoding="utf-8"?> sf_fantasy Тим Северин Дитя Одина

Этих людей проклинали.

Этими людьми восхищались.

С материнским молоком впитывавшие северную доблесть и приверженность суровым северным богам, они не искали легких путей. В поисках славы они покидали свои студеные земли и отправлялись бороздить моря и покорять новые территории. И всюду, куда бы ни приходили, они воздвигали алтари в честь своих богов — рыжебородого Тора и одноглазого хитреца Одина.

Эти люди вошли в историю и остались в ней навсегда — под гордым именем викингов...

«Святому и благоверному наставнику моему аббату Гералъдусу на личное прочтение и рассмотрение некиих богопротивных обстоятельств, доселе бывших в сокрытии, с превеликим смущением и сомнением от содеянного, пишу сие, смиренно взыскуя наставления. Прибегаю же к сему, крепко памятуя о делах диавола, навострившего шипов многие тысячи и капканы на стопы неосторожно ступающего, а паче о том, что единой лишь милостью Его спасаемся от оплошки и силков, порождаемых злобою. Уповаю же, что по прочтении рукописи, к сему прилагаемой, уяснится тебе, отчего не посмел я обратиться за советом и помочью ни к единому из нашей братии, дабы не посеять в общине огорчения и разочарования. Ибо, сдается мне, что гадюку пригрели мы на груди своей, и тот, кого мы почитали братом во Христе, тот, монах ложный, именем Тангбранд, оказался самозванцем и, воистину, источником зла.

Как ведомо тебе, досточтимый господин мой, по твоему же велению я, недостойный слуга твой, начал полное и доподлинное описание манускриптов и прочих рукописей, сохраняемых ныне в обители. Поставленный библиотекарем аббатства нашего, приступил я к делу сему с должным тщанием, как велел ты мне, и, утруждаясь таково, обнаружил упомянутую рукопись в собранье священных книг, где лежала она среди прочих манускриптов, никем не замеченная. И как не было на ней никакого заглавия, а начертана она четким почерком, рукою писца умелого, то и начал я — да простится мне грех самонадеянности — разбирать ее, полагая, что сие есть житие одного из святых, наподобие всеблаженной памяти Уилфреда, чьи деяния, пресветлые и поучительные, записал столь искусно мой предшественник, преученейший отец Эддиус Стефанус.

Но иное попустил Господь, и нашел я вместо ожидаемого повесть некую, в коей правда подменяется лицемерием, воздержание — многогреховностью, вера истинная — суеверием языческим. Из той же повести многое не внятно уму моему, а иное, что смутно постиг, то молитвой и постом тщусь из мыслей изгнать. Но в иных местах — и сие меня ввергло в сомнение — сообщается о великом числе отдаленных земель, где, воистину, семя истины произрастет, как на почве плодороднейшей, коль посеет в нее сеятель, веры истинной преисполненный, в единого Бога верующий и на милость его уповающий.

А кто труд сей писал, в том сомнения нет. Он же памятен в нашей обители многим братиям нашим, старожителям, коих, исподволь выспрашивая, разыскал я доподлинно, что пришел он к нам человеком уже в летах, сильно израненным, жизнью потраченным и нуждающимся в помощи. По его же повадке и учености положила братия, что допрежде подвизался он в святых орденах. Но то было одно лишь лукавство и лжа искусная, ибо сей его подлинный труд свидетельствует о порочности его пути и неправде сердечной. Верно сказано: не восстать человеку, в искушение впавшему, не подняться из топей греха, коли не будет на то Божьей милости.

Также вызнал я, что сей лже-Трангбранд проводил часы многие, уединившись в скриптории, за работой смиренной и ревностной. Принадлежности же для письма ему были даны, ибо он был копиист отменный и во многих художествах искусный, даром что летами ветх и глазами слеповат. А на деле, как сидел он, склоненный над рукописанием, сокрывая дела свои от чужих глаз, то никто и не видел, что он творит. Сатана же водил рукой его, ибо вместо священного он начертывал свое тайное и темное. Посему я не медля велел никаких же отныне письменных принадлежностей никому не давать без особой на то нужды. На другое же не достало мне ни разума, ни учености: богохульна ли сия рукопись — то не мне судить. А равно, изничтожить ли ее следует или должно сохранять ее, поелику в ней писано о незнаемом и неведомом, — то не мне решать. Ибо сказано: «Много странствовавший знает многое, многоопытный же здраво молвит».