Пьяница умудрился где-то раздобыть пластиковую емкость и залить туда галлон шимин архи. По пути он переправлял его в свою утробу, знаками призывая и нас приложиться, пока Тихий наконец не поддался искушению. Потом мы перешли очень опасный поток, и они с Делгером поехали рядом, передавая емкость друг другу, пока Пьяница, который и так уже был хорош, совсем не захмелел. Наш проводник показал на перевал, куда следовало идти дальше, и повернул домой, но и мы скоро бросили свои старания. На полпути вверх оказалось, что лошади слишком устали для долгого подъема, и темнота застигнет нас в местах необитаемых. Тогда мы развернулись, спустились с горы и нашли ничем не лучшее место стоянки, в сырости, между руслами двух горных ручьев.
Глядя вниз, на пройденную нами долину, мы наблюдали, по крайней мере, 15 миль простора без всяких признаков человеческого жилья — ни гыров, ни пасущихся стад. Наш отряд затерялся в одной из долин, прорезающих Хангайский горный массив, и нас охватило чувство пустоты и отчуждения. В небе недвижно завис фиф, словно сканируя взглядом долину в поисках мертвечины. До этого мы уже проезжали мимо нескольких стервятников, терзавших труп теленка. Каждая из птиц ростом была по грудь человеку, а размах ее крыльев достигал до двенадцати футов. Но даже такие крупные твари казались ничтожными на фоне безмерного простора.
Тем вечером мы с Полом попытались вмешаться в кулинарный процесс Байяра. Днем Док отыскал дикий лук, распознав его по бледно-фиолетовым цветам. Мы накопали около двух дюжин луковиц и набрали несколько фунтов маленьких круглых грибов. Мы с Полом одолжили котелок и свежесбитого масла и нажарили к байяровской бараньей похлебке грибов с луком. И каждый раз, когда с надеждой поддевал ложкой то, что принимал за вкусный и сочный гриб, я обнаруживал, что жую очередной кусок мягкого жира с овечьего хвоста. С тех пор я стал придирчив к состоянию и вкусу пищи.
На перевале, которого мы достигли на следующий день к 11 часам утра, стояло самое большое обо, какое мне довелось увидеть в Монголии. Оно, должно быть, весило тонн сорок и представляло собой камни и обломки скал, сложенные в кучу путешественниками, благодарившими местных духов за благополучно преодоленный подъем. Если к этой пирамиде добавить камень или обойти ее с почтением, согласно буддийским верованиям, можно искупить грехи и заслужить более удачное рождение в следующей жизни. Многие годы человеческих усилий и почитания создали это необъятное нагромождение камней, которое продолжает расти и поныне. Оно будто насмехается над тщетными усилиями партийных активистов, еще недавно пытавшихся извести все обо и сравнять их с землей, как плоды суеверий и пережитки прошлого.
Нетрудно догадаться, почему это место считалось важным для путников и здесь сочли нужным поставить этот монумент. Мы достигли естественного рубежа. Объехав по ходу солнца этот межевой знак, мы приостановили лошадей и обернулись посмотреть на край узких, глубоких долин и лесистых гор, который оставили за спиной. Впереди деревьев не было. С того места, где мы остановились, местность опускалась отвесными ступенями, голыми или усыпанными щебнем. Здесь и там гребнями и отдельными пиками виднелись выходы твердых пород. Внизу, в долинах, пастбища выглядели куда более скудными и блеклыми, их усеивали круглые валуны. Этот пейзаж был суровым и голым по сравнению с центральным Хангаем, а вдалеке виднелись горы, за которыми лежала Великая Монгольская пустыня. Где-то еще дальше, через полтысячи миль находилась провинция Баян-Улэгэй, где Ариунболд и Герел первоначально запланировали оставить лошадей на зимовку.
Словно еще больше подчеркивая суровый характер этого края, первый же встреченный нами гыр представлял унылую картину. Мужчина и четверо детишек жили очень бедно. Здесь не было цветных деталей обстановки, никаких украшений — только набор необходимых кастрюль и сковородок, печка да несколько одеял на постелях. Дети вели себя тихо и выглядели вялыми. Они стояли, будто в оцепенении, и молча смотрели на нас. «Их мама недавно умерла, — шепотом пояснил Док. — Семья еще держится, но им сейчас очень тяжело. Если отец не сможет быстро найти другую женщину, он долго не протянет. Ему придется оставить детей на дедушку с бабушкой и ехать в город на заработки или, может быть, в центр сомона — разнорабочим. Чтобы выполнять повседневную работу, пастуху нужна жена. Без помощи женщины вести пастушескую жизнь невозможно».
Читать дальше