Я бесцельно бродил по верхней палубе, вновь переживая сцену прощания и втихомолку поругивая себя за безудержный оптимизм, который погнал меня на край света, – настроение, совершенно никудышное для начала дальнего путешествия.
И в этот момент я увидел Василия Сидорова. Он стоял у фальшборта, курил и с некоторой скукой смотрел на однообразную водную гладь. Внешность его не назовешь незаурядной: человек лет сорока, среднего роста, яркий свитер обтягивает широкую грудь, на лице приметнее всего светлые глаза с часто меняющимся выражением: то мягкие, чуть ли не добрые, и вдруг – холодноватые и колкие. Бьюсь об заклад, что девяносто девять из ста физиономистов не определили бы, что перед ними – один из самых бывалых советских полярников среднего поколения.
Пожалуй, не было на борту человека, с которым я так страстно желал бы поговорить. Василий Сидоров – это имя не только воскрешало мои воспоминания о дрейфующих станциях, оно ассоциировалось и с легендарным, заветным, необыкновенно ароматным для литератора словом «Восток» – именно так называется расположенная в недоступнейшем уголке Антарктиды станция, начальником которой шел смотревший на указанную водную гладь человек. В четвертый раз! А вы представляете, что такое четыре раза зимовать на полюсе холода? Я тогда еще не представлял, но сознавал, что Сидоров – человек, которому посчастливилось (можете заменить это слово другим, если хотите) мерзнуть больше любого из живущих на Земле людей. Знал и то, что именно ему довелось зафиксировать минимальную температуру на поверхности нашей планеты: 24 августа 1960 года Сидоров и его друзья, выйдя из домика на метеоплощадку, как зачарованные смотрели на столбик термометра, застрявший у отметки минус 88,3 градуса.
И вот этот самый Сидоров стоял в трех шагах от меня. Быть может, в другой ситуации я не рискнул бы просто так взять и подойти, но в экспедиции отношения упрощаются и этикет не требует обязательного шарканья ножкой. Поэтому я подошел и назвал себя, в глубине души надеясь, что Сидоров вспомнит нашу мимолетную встречу в центре Арктики. Вспомнил! Причем не мои разглагольствования за столом, а пластмассовый, как он выразился, «чемоданчик» для яиц, который по настоятельной просьбе матери я действительно таскал с собой в интересах диеты.
Мы посмеялись – отличное начало для разговора, ибо в смехе присутствует нечто такое неуловимое, что вызывает доверие и стимулирует дальнейшее общение.
Первый разговор у нас был короткий, но принял абсолютно неожиданный для меня оборот. Услышав, что по договоренности я должен уйти на «Визе» обратно, Василий Семенович неодобрительно покачал головой.
– Зря, – сказал он, и в глазах его, доселе доброжелательных, появился тот самый холодок. – Антарктиду увидеть можно и в кино. В ней пожить нужно. Хотите совет? Прощайтесь с «Визе», перебирайтесь на материк. Уйдете домой через полгода на «Оби».
– Я уже сам об этом подумывал. Но разрешит ли начальство?
– Думаю, что да. Начальник экспедиции Гербович, как увидите сами, человек суровый, но покладистый. Скажете ему, что хотите пожить на Востоке, и он…
Мои глава полезли на лоб.
– На… Востоке? – переспросил я детским голосом.
– Прошу прощения, – с легкой иронией проговорил Сидоров, – не подумал, что Восток, может быть, не входит в ваши планы.
– Какие там к черту планы! – заорал я. – О Востоке я даже мечтать боялся!
– И напрасно, – засмеялся Сидоров. – Скажу откровенно: экскурсантов, которые желают просто поглазеть на станцию, чтобы потом прихвастнуть перед приятелями, я на станцию не беру – сами понимаете, лететь от Мирного полторы тысячи километров и каждый килограмм груза на учете. Но писателя возьму, потому что Восток вашим братом обижен. В свое время мечтал ко мне попасть Смуул, да подвела нелетная погода; правда, шесть лет назад прилетел Василий Песков, но, к превеликому обоюдному сожалению, обстоятельства вынудили его через часок этим же бортом отправиться обратно. И получилось, чти о Мирном написано в нескольких книгах, а про Восток – разве что сенсационные данные о наших морозах и прочих радостях… Да, – спохватился Сидоров, – об условиях жизни на станции знаете? Сердце здоровое? Давление?
Я кивнул.
– Тогда лады. Буду просить у Гербовича разрешения. Приступайте к знакомству – новая смена почти целиком идет на «Визе». Кстати, утром я собираю ребят на совещание. Приходите без церемоний, послушайте и окончательно для себя решайте.
Читать дальше