Кирилл Партыка - Аваллон

– Ясно, куда ты клонишь.

– Чего же тут неясного? Мегалиты построили чужаки, но не из тридевятого царства…

– …а из-за сдвига!

– Вот именно. Охотники говорят, что в тайге и другие такие камни есть. Раньше научный мир всерьез эти слухи не принимал. Я еще в университете слышал про этот феномен. А заодно и мнения по сему поводу наших корифеев… А теперь на экспедиции денег нет. Вот тебе и Аваллон.

– Со смертельно раненными лосями мы с тобой разобрались, – тихо сказал Рязанцев. – Как думаешь, а смертельно-больные журналисты имеют шанс обрести исцеление?

Когда до Павлова дошел смысл вопроса, он вздохнул.

– Потерпи, скоро кореец вернется. И прекрати себя хоронить.

– Давай прогуляемся по тому зимнику.

– Ну, не знаю…

– Это так сложно?

– Но ты же сам должен понимать…

– Я все прекрасно понимаю. Мы просто прогуляемся. Я же не могу не взглянуть на местную достопримечательность!

– Да нет там ничего примечательного! Ну, обычно нет…

– В Аризонской пустыне, в Зоне Сорок Девять, тоже ничего нет. Кроме слухов, что там когда-то разбился энэло. Но туристы толпами валят и за погляд этого ничего выкладывают бабки. Я здесь тоже турист. Могу оплатить услуги гида.

– Со мной расплачиваться – даже у твоей Лариски денег не хватит! – проворчал егерь. – Ладно, какие проблемы, на днях сходим. Спать давай.

Рязанцев сам толком не понимал, отчего поверил приятелю. Павлов не станет кривляться. Взять хотя бы разговор под медовуху. Понимал же, что рискует нарваться на ссору. Но, что думал, то и вывалил. Николай не верил в чудеса. Но не хотелось верить и в то, что приятель просто по сей день ищет объяснения почудившемуся за порогом клинической смерти. Потому что всякой веры и надежды в душе у Рязанцева с каждым днем оставалось все меньше.

Поход на зимник откладывался. Павлов мотался по своим делам, Николай большей частью просиживал в избе над пустыми страницами блокнота, потирая саднящие виски. К скользкой теме они больше не возвращались.

Однажды вечером егерь, вернувшись домой, с грохотом скинул рюкзак, бухнул прикладом карабина в пол и сердито затопал по горнице.

– Ты чего? – спросил Рязанцев.

Владимир проворчал что-то невразумительное, но усевшись за стол, объяснил:

– Помнишь тех ребят, у которых мы на дороге карабин отобрали?

– Конечно.

– Так вот, они здесь все крутятся, все примериваются, как бы вырубить, что до них еще не успели.

– Чего ты неприятностей ищешь? Есть лесхоз, пусть у него голова болит.

– В лесхозе за взятку любую лицензию выпишут. Я с ними уже разбирался.

– Разобрался?

– Ага, щас!

– Ну так вот!

– Да дело даже не в этом. Расскажу – смеяться будешь.

– Повесели.

– Помнишь, я тебе говорил про местного обалдуя, дембеля, который в лесу когда-то заблудился, а потом вернулся дурачком?

– Это из песни про старый зимник?

– Ну да.

– И что?

– Ребятки эти, лесозаготовители общаковские, – ты не поверишь – с дурачком тем как-то пересеклись. Он же вечно у магазина! И он им наплел про место, где огромных деревьев полно. Ребятки же тупые, как пни! У них только деньги в мозгах, больше ничего там не помещается! Представь себе, давай они по поселку рыскать, выспрашивать, где такая реликтовая деляна затаилась? Понятно, люди плечами пожимают. А им кажется, что местные их за нос водят, хотят богатство утаить. Им пробовали объяснять, что это местные сказки, но разве ж они поверят! Еще давай и стращать! Со слов дурачка поняли, что надо искать в районе старого зимника. Любой человек с глазами и в уме сам бы глянул и убедился: откуда на той пади такому лесомассиву взяться?! На сопочку хоть залезли бы: с высоты все, как на ладони. Но у них глаза по-другому устроены, потому что вместо разума – жадность. С утра сегодня колесят по окрестностям, лесорубов допытывают – где?!

– И чего ты кипишь? Пусть поищут то, неведомо что. А мы посмеемся.

Но тут до Рязанцева дошло.

– Или ты опасаешься, что они на самом деле…

– Да ничего я не опасаюсь! Ужинать давай.

…На следующее утро егерь неожиданно скомандовал Рязанцеву:

– Собирайся, гулять пойдем.

Николай понял без лишних слов, принялся одеваться.

Выйдя во двор, Павлов козырьком приложил руку ко лбу. На небе сияло солнце, но от горизонта на озеро наползала иссиня-черная туча, косматая, тяжелая, и там, куда простиралась ее тень, вода становилась серо-свинцовой, окрашенной в тона надвигающейся непогоды.