Татьяна Малыгина - «Я крокодила пред Тобою…»

– Два дня всего-то и не были…

Тамара Николаевна собрала сумки, одела внучку, и они побрели навещать Олю. Сумки были такими же тяжелыми, как мысли Тамары Николаевны. Она шла, сгорбившись, шестидесятилетняя, измученная горем женщина, неся в руках вечные котомки; рядом, взявшись за ручку сумки, шла, загребая ногами и опустив голову, маленькая Лиля и о чем-то думала. Они шли молча, не спеша, как всегда, с надеждой, что сегодня все будет по-другому, все будет хорошо, и мама перестанет болеть, и дочь перестанет ненавидеть и вернется домой, и всех обнимет, и скажет: «Какой страшный сон нам всем приснился!» Тамара Николаевна нажала звонок. Тишина. Прислушалась, ни звука.

– Мама спит, наверное, Лилечка, сейчас еще постучу.

– Тамарочка, не надо, мамочка умерла…

***

– Марина! Толмачева! Тебя к телефону! – крикнула завотделом, тряся телефонной трубкой.

– Иду-у, Нина Ивановна, бегу!

Марина добежала до телефона:

– Алё!

– Марина, – голос Тамары Николаевны, обычно громкий, сейчас был еле слышен, – Оля умерла…

– А-а-а… – Марина опустилась на пол и завыла. – А-а-а… когда-а-а… ка-ак?.. Мамочка моя-а…

– Сегодня утром… Иди домой, если отпустят.

Ту-ту-ту-ту-ту… гулкие телефонные гудки рвали мозг.

«Господи, как же больно… где-то посередине груди очень больно… рядом с сердцем… что там?»

***

Олю хоронили только родные, гроб домой не поднимали, он открытым простоял около получаса на табуретках во дворе дома, где Оля жила последнее время. Лилю оставили с соседкой, сказали, мама в больнице. Лилька насупилась, она никогда не плакала. Только когда было больно, ну там от уколов, например. Тогда – да! Можно было поорать. Соседка развлекала Лилю, как могла, пока Марина, Пашка, мать и отец на кладбище провожали Ольгу туда, по пути решая материальные вопросы. Стоял ледяной ноябрь, земля уже успела промерзнуть, надо было дать копальщикам бутылку, достать им закуски, термос с чаем. Марина удивлялась, как мать может что-то решать, говорить, двигаться. Она стояла, как каменная, ничего, кроме боли в том самом месте, около сердца, не чувствуя, и смотрела, как с трудом ледяными от холода, скрюченными от болезней и дрожащими от горя пальцами мать доставала из котомки нарезанные загодя бутерброды и теплые кругляши желтых блинов. Сейчас они с Тамарой Николаевной поменялись ролями. В первые часы после страшного известия Марина взяла себя в руки, глядя на обезумевшую мать. Она водила ее, как сомнамбулу, по магазинам, закупая необходимое для погребения.

– Марина, тут платье, белье нижнее в списке, колготы.

– Да, мам, вижу, пойдем, я все выбрала.

Марина тупо смотрела на нелепую кружевную сорочку и трусы-шорты, выбирая, что покрасивее, потом вспоминала, ДЛЯ ЧЕГО это все покупается. И все-таки взяла посимпатичнее. «Ольга мне эти трусы семейные на голову надела бы, если б увидела. Оденем ее красиво, во всяком случае, прилично».

Марина вспомнила, как за три дня до трагедии произошел странный случай. Она спала на спине, ее голова лежала на подушке, прислоненной к старому бельевому шкафу. Ей виделся какой-то незапоминающийся сон. Вдруг с неимоверной силой ей на грудь со шкафа упала каменная плита, ощущение было именно такое. Тяжелый, разбивающий грудь плоский камень придавил Марину к кровати. «Кошка уронила!» – подумала Марина. Она в страхе открыла глаза, не сразу смогла сесть, с трудом дышала, на лбу выступил холодный пот. Она села, растирая грудину, обернулась на шкаф – ничего. «Откуда кошка? Какая кошка? Причем здесь кошка? Что это было? Чушь какая-то». Она отчетливо ощутила сильный удар тяжелого предмета, но больно почему-то не было. Было просто невозможно дышать.

– Вов, проснись, – она толкнула Вовчика в бок.

– Что случилось?

– Ты ничего не почувствовал?

– Нет, а что такое?

– Да нет, ничего, померещилось, наверное…

Заснуть она уже не смогла. КТО-ТО так предупредил Марину о предстоящей беде.

Она отнесла к кассе бежевое трикотажное платье, выбранное белье, какие-то мелочи по списку, несколько носовых платков, темные туфли без каблука. «Она без каблуков любила, ноги болели». Знакомая продавщица пробила чек, упаковала все, не задавая вопросов, кивнула Маринке: «Держись!».

– Марина, ТЕБЕ надо сказать Лиле, что случилось с матерью.

– Я не смогу.

– Я тем более. Ты найдешь нужные слова.

– Давай не сейчас, пусть время пройдет. Летом скажем, а то учиться не будет, мы же не знаем, как она отреагирует. А сейчас скажем, что мама в больнице надолго.