Андрей Окунь - Забытая жизнь

– Ты опять меня не слушаешь? Ну же, Мак, это важно! Если заваришь неправильно или дашь отвара не в нужном количестве, то эффекта не будет.

– Да черт возьми, Курт, отстань ты со своими растениями. Захочу сырые дам, так сожрёт, – Мак сгреб в охапку очередной сплетенный спорыш и рванул наверх.

Курт только сейчас заметил, что его друг сегодня вел себя немного странно. Отсутствующий взгляд, в движениях появилась раздражительность. Курт понял, что сейчас лучше не приставать к охотнику с разговорами. Дальше собирали растения молча.

– Ты не ответил, парень очнулся? Мне нужно знать, в каком он находится состоянии, – спросил лекарь, когда они вышли из леса.

– Он пришел в себя и сожрал моих кроликов. В общем ему лучше, – сквозь зубы произнес охотник. – Ты говорил, что напиток подействует, когда я дам его парню.

– И он подействовал, смотри какой сильный эффект.

– Курт, ты уверен, что противоядие поможет?

– Слушай, Мак, ты же сам сказал, что ему стало лучше. А вообще я не понимаю, что с тобой стряслось. Решил вдруг парня незнакомого спасти, меня заставил лекарство делать, хотя до этого… – нравоучительным тоном начал лекарь, но охотник его перебил.

– Хватит. Да, сначала я не собирался его лечить, думал оставить все, как было, – Мак хотел еще что-то сказать, но, отмахнувшись, замолчал.

Они подошли к дому. Курт протянул охотнику мешок со спорышем.

– Держи. А теперь иди, Мак, я хочу поспать.

Курт развернулся и зашел в дом, а охотник стоял с мешком травы в руке и смотрел, как захлопывалась немного покосившаяся дверь. Мак развернулся на пятках, пружинисто толкнулся ногами и, держа средний темп, побежал вглубь леса.

Бродяга сидел на пне, а рядом дотлевал костер. Парень с отсутствующим видом толкал палкой угли. За два дня пока Мак пропадал в поселении охотников, Бродяга практически восстановился. Он мог самостоятельно выйти из избы, а сегодня у него появились силы немного размяться.

С самого утра небо было затянуто сплошной серой тучей. Изредка накрапывала холодная морось. Бродягу больше не шатало при каждом шаге, живот не скручивало от боли. Стол рядом с кроватью больше не превращался в размытое пятно. Раньше он начинал растекаться, изгибаться, его ножки вытягивались и изгибались в разные стороны. Стол как бы олицетворял болезнь, ассоциировался с ней. Боль, тошнота, головокружение, а над всем этим возвышается стол. Бродяга ненавидел его. Когда парень метался в постели от жара, вся комната начинала плыть, ему становилось трудно различать объекты, но внимание привлекал именно стол. Он будто орал на парня: «ты болен! Смотри, как я могу!» – пропускал по спине волну и вертел ножками как сумасшедший. «Был бы ты здоров, ты бы этого не увидел!» – добавлял стол, ехидно улыбаясь. И каждый раз, когда от последствий травмы мозг, сжигаемый высокой температурой, погружался в агонию, свистопляска начиналась заново.

Сегодня же утром Бродяга открыл глаза и впервые почувствовал себя отдохнувшим. Тошнота и слабость пропали. Бродяга аккуратно приподнялся на кровати, ожидая, что сейчас появится боль, но ничего не произошло. Тогда он вытянулся и положил ладонь на тот самый стол. Совершенно обычный деревянный стол. Бродяга высокомерно посмотрел на него и тихо сказал:

– Так-то лучше.

Бродяга спустил ноги на пол, нацепил кожаные грязные башмаки, которые подарил ему Мак, слез в холодный погреб за кроличьей тушкой. Парень принес из сарайчика несколько поленьев и прутьев для огня. Двигаться было легко и приятно. Пока готовилось мясо, парень даже немного размялся: сделал наклоны, несколько раз отжался.

Сейчас Бродяга сидел на пне рядом с дотлевающим костром и со скучающим видом скреб палкой золу.

– Ты что-нибудь вспомнил? – сухо спросил Мак, неожиданно появившись за спиной парня.

Бродяга вздрогнул и развернулся на голос охотника. Глаза Мака блестели, буквально впивались в растерявшегося парня, требуя ответа.

– Ничего за все это время. Как ты так тихо подкрался ко мне? – Бродяга оглянулся и только сейчас понял, что от испуга отбросил палку, которой копался в костре.

– За все это время ты не смог ничего вспомнить? – с легким удивлением переспросил Мак и искоса посмотрел на Бродягу.

– Нет, а должен был?

Мак некоторое время молчал. Он о чем-то думал, хмурился и, казалось, борется с самим собой. Наконец охотник проговорил:

– Тебя отравили.

Повисла тишина. Бродяга замер. Потом сжал челюсть так, что проступили желваки. Мак видел, как забегали его глаза, сдвинулись брови.