Оба насупились.
От мужей отделилась личность, телом сухая и хитроликая, староватая возрастом; сев на пятки, сделала из рук створки вроде двух раковин и сказала. – Смерд твой, я квакну?
Мальчики ждали.
– Чадо бурливой, в волны одетой Матери-Моря! – запричитала личность, помедлив. – Срок, чутко вняв речам, слитодвойственной мыслью разом извергнуть суть, как её достаёт из недр супротивников рыба-меч! Семь лун минуло с красок дня, в кой великий батаб твой, ревностный Кóхиль выехал в Куско. Царь Синекровый! Внемли, что пишет! – Личность явила с жестом дощечку. – « В день три Жары, в год Кими двойственной эры, был в Чачапуйе. Тамошний глупый батаб болтал. Я понял: два халач-виника в Четырёх Сторонах тех инков – только не слиты, как ты, в Едином. Инки настырно рвутся на север; в Киту, наверно, целят копьё. Извечный царь! О, Четыре-Ноги-и-Четыре-Руки! Двойной Кумир! Халач-виник! Шли послов в Киту врать-подстрекать к войне с теми инками, ибо инки до нас дойдут! »
– Всё! – велел левый мальчик. – Хватит. Домой!
Носильщики шли мощёной дорогой, свита шла сзади царского ложа в виде носилок. В роще налево были лачуги с травными крышами. Чернь валилась в пыль толпами с истеричным воплением:
– Хун-Ахпý и Шбаланке!
Левый злой мальчик ткнул своим скипетром на кого-то из падших, и офицер заколол троих.
За сплошной белоснежной стеной на площади тут и там были стелы возле домов на плитах (то есть платформах), одноэтажных и плосковерхих; к ним вели лестницы, частью узкие, частью очень широкие, без перил и с перилами. Главный, царский дворец, огромный и белоснежный, с многими входами, выделялся помпезной, вычурной лепкой.
Дворец халач-виника Тумпальи на о. Пуна
Вставши из ложа, двинулось к лестнице, обнимаясь к удобству, парное нечто, общее тазом, то есть сиамские близнецы, – те мальчики. Это был Синекровый – царь, халач-ви́ник Тýмпальа Первый, Тýмпальа Вечный, проковылявший в сумрачный зал. На тумбах горели лампы. Газовой ширмой крылся помост с лежавшим там ягуаром красного дерева в золотых инкрустациях. Фавориты-наложники набежали немедля с винными чашами. Ведь, « помимо чванливости и безмерной гордыни », царь этих тумписцев « отличался дурными, гнусными нравами: он имел содомитов » 21 21 Жизнь Великого Тумписа, родственная майя, знала антагонизм меж кучкой правителей и народом. Дворцы возвышались в море лачуг. Пусть жречество создало календарь, по точности превзошедший Григорианский, поля разрыхлялись палками. Знать замкнулась в дворцовых интригах, в пафосном словоблудии, в сладострастии, в оккультизме и мистике, предвещавших коллапс культуры и государства.
. Влезши на тронного ягуара, Тýмпальа (левый, злобный) велел:
– Хач, смерд, наш великий батаб, скажи дела!
Сев на пятки, личность, вещавшая до того близ моря, стала вопить и изредка трогать ширму, что отделяла царя от зала:
– Тот, Кто с Циновкой! Тот, Кто Шбаланке и Хун-Ахпý! Божественный! Отягчаю я слух твой! Слов нет изречь, сколь мерзостен преклоняющий высь к низинному, дух к материи! Послан нам, – Хач, вскочив, тронул пол десятью сразу пальцами, – ты наполнил довольством Тумпис Великий, сердце вселенной, место богов! Сель золота, серебра, какао, шкур и маиса бурно течёт к нам в славное царство! Лавы сосудов, раковин, соли, ярких одежд из Тумписа, кой Великий, ибо он правится-возглавляется Вечным, льются на Манту, Сáньа, Каньари, Кóльке, Пучи́йу, также на Ки́ту и Боготý, о, царь, в область чибчей-муисков!.. Но – боги! – вздумали Матерь-Море скиснуть, Месяц погаснуть?!.. – Хач пролил слёзы. – Горе нам!! Раб Великого Тумписа – Чи́му – сгинула! С южных далей от инков движется войско! Как не радеть в тоске, Сын Глубинно-Пучинистой? И решили мы, прочитавши в очах твоих, слать послов наших в Манту, в Ки́ту и к чибчам, брать в жёны птичек, маленьких рыбок, юных красоток. Женим тебя, царь, бог Синекровый! Тести дадут нам рати в подмогу, и воеводы, вздевши носилки, где ты воссядешь, пылом очей твоих инков сгубят! Вот что смиренно мыслят батабы по получении писем Кóхиля, соглядатая у премерзостных инков.
Хач замолчал склонясь.
Левый мальчик, роясь в носу (а брат его, «Правый», тискал наложниц), бросил угрюмо: – Хватит про инков. Танцы будем смотреть и мучить кого-нибудь.
– Внемля, маюсь восторгом, что претворится воля божественных Двух-в-Одном, халач-ви́ника халач-ви́ников 22 22 Халач-виник – правитель, царь (майя).
! – Хач поспешно досказывал: – На плотах – вскоре, завтра же! – поплывут наши сваты. Стройные пальмы, вызнав, сколь Вышнее их возжаждало, вспыхнут ярой любовью к богу богов!.. Теперь же, хоть и досадно гневать Извечного, но взгляни на зловредных, скотоподобных, гадких рабов твоих, на восставших сульáна!
Читать дальше