Игорь Олен - Войны инков. Incas

– Нет двоих?.. Плохо. Мелочи сказываются в большом. Сегодня – как вы работали? Должных личным трудом служить Сыну Солнца – тысяча триста, и на поля вышли все, – при том при всём вместо ста двадцати полей взрыто сто полей. Для чего же начальник план составляет, ночи не спит в тревоге? Плохо работаем и поём трудовые песни… Выдать ленивых! Где они?

Лунный свет через редкие, клочковатые тучки высветил чача, вытолкнутых из толпищ.

– Бей нерадивых! – крикнул Римаче. – Кáвас!.. Где Кáвас?.. Вот он, смотрите! Кáвас за что будет бит? Сказать вам? Он не на том плече, мы все видели, таклю нёс, этой таклей размахивал. Мог убить кого – и тот пýрех 18 18 Простолюдин, общинник (кечуа). убитый впредь не работал бы. Покалечить мог – и тот пýрех увечный жил бы из милости и за счёт Благодетеля, ну а мы бы трудились. Вот вам и Кáвас!.. Будем стегать его. Так, старейшины Папамарки, мудрые?

Старики подтвердили. Родичам трутней выдали палки, и экзекуция состоялась. Кáваса сшибли, он повалился… Градоначальник грозно спросил:

– Одумались? Проявите покорность.

Много побитых стали просить в слезах, чтоб и впредь «колотили, били, учили».

– Славно!.. – Довольный инка-по-милости перешёл на другие важные темы. – Что кому нужно – мы подсчитали. Сказано Потрясателем Мира, а Тýпак Инкой Йупанки удостоверено: у кого нету нужного – дать тому. Виноват подлый Кáвас, но получает шерсть на одежду, целый мешок. Ликуйте. Айау хайли!

– Хайли-ахайли!! – вторили толпы.

Кáваса унесли с мешком, и Римаче продолжил:

– Про руна-си́ми… В чём тут смысл? Почему руна-си́ми, а не ваш глупый чáчаский говор? Тёмный язык – мысль тёмная; светлый язык – мысль светлая. А светлей руна-си́ми нет вокруг; и на нём говорят подвластные Сыну Солнца. Главный учитель вам назовёт слова.

Вмиг плюгавый чиновник вскрикнул: – Тýпак Йупанки!!!

Толпы сказали: – Тýпак Йупанки!!!

После вникали в смысл «митимáе», также в смысл «рýрай»: «пóдать» и «делать». Уразумевши эти два слова, чача немедля одушевились, взоры прояснились; ведь наличествовала тенденция, что они, « усвояя речь инков, сбрасывали отсталость, невосприимчивость, и у них бралась склонность к тонким предметам; ум устремлялся к высшим » идеям.

Жрец Айуана выпалил здравицу:

– Повторим за мной: Солнцебог Победительный, жизнь питающий, день рождающий, нас кормящий! Возблагодари, бог, инку из инков! Он, милосердный, с тёмных стезей нас вывел в мир света! Много картошки мы соберём ему, Сыну Солнца! Мы его любим!..

Чернь повторила и удалилась с кладью духовности. Господа скопом двинулись в крепость. Выше её был дом в пещерах, сдобренный блоком внешних стен и увенчанный крышей свежей соломы. Он вис на пике и достигался маршем ступеней, узких, высоких и кривоватых, так что Римаче и Айуана шли потихоньку, не без опаски. Прежде был двор; затем коридор ввёл в зал с паласом, где в клиновидные окна бил свет луны, а печка, – ёмкость на ножках в виде яйца, рефлектор, – пыхала заревом.

– Славный дом! – произнёс жрец, греясь. – Будто у принца! Что помогает тебе жить справно? Мудрость твоя иль духи?

Андские духи, то есть деревья, скалы, могилы, храмы, подвалы, совы и прочее, населённое сверхъестественным, были чтимы, как, скажем, лары либо пенаты в римской культуре, и столь же властны.

Выйдя, Римаче вскоре вернулся с крашеной керамической головою в шапке. Жрец, тронув ручки, соединявшие два наушника этой шапки, вскрикнул в восторге:

– Кто это сделал?! Точно живая! В Куско не сыщешь!

Градоначальник, вынув из ниши чаши из глины, сдвинул к рефлектору табуреты.

– Да, в Пупе Мира нету такого… На голове сей леплена шапка с как бы наушниками от ветра. Что за народ их носит, друг Айуана? Ну-ка, подумай.

– Инки, аймарцы… больше не знаю.

Хекнув, Римаче присел. – Друг, выпьем.

И «голова» засочила вино из горлышка, в кое ручки сливались.

Жрец, глотнув, подскочил. – Йау, вкусное!

Опрокинув в рот чашу, градоначальник опять ушёл – и доставил иной сосуд: расписную чету в соитии. Жрец взирал, как она льёт пьянящую влагу из ручек с горлышком.

– Айуана! – начал Римаче, ёмкость отставив. – Я точно сокол, видящий кроликов и не ведающий, что выбрать. Много событий; странные происходят дела. Предчувствую перемены. Наш Хромоногий Тýпак Йупанки скоро вторую ногу сломает.

– Йау!! Сломает?! – жрец изумился.

– Ночью однажды мне повелели от Виса Тýпака принца, многомогучего: здесь послы царства Тумпис, ты размести их. Принял я тумписцев, спать лёг. В полночь посол с кувшинами, из каких нынче пьём с тобой, просит чести с ним выпить, сам узкоглазый, в шубе из меха. Пили по-нашему – знает свычай! – и я спросил, откуда он. «Из Великого Тумписа, из огромной страны!» – шумит. «Славно знаешь язык наш». – «Близко, – шумит он, – Тумпис Великий от Чачапуйи. Тумпис могуч, силён! А в друзьях его – земли Ки́ту, Каньáри, Сáнку и Чи́му». – «Куско, – веду ему, – эту Чи́му разбил давно». – «Пью за вас, за героев!» – он говорит мне. Я всё хмелею. «Тýмпальа Первый, Тýмпальа Вечный, – снова шумит посол, – самый знатный! Он отпрыск Моря, он синей крови!» – «Солнечной крови, – я отвечаю, – мой благодетель, звать Титу Йáвар!» Щурит он глазки, смотрит в упор. «Где муж сей? – вдруг вопрошает. – Мне управитель над Чачапуйей принц Виса Тýпак сказывал, что у вас царь – Тýпак Йупанки, главный из инков. Я был обманут? послан не к равному моему властителю?!» – в крик орёт он. Сколько селений – столько, известно, и соглядатаев. Я признался, что главный – Тýпак Йупанки. Тумписец снова: «Я попрошу тогда проводить меня к Титу Йáвару, как советовал мне Римаче-градоначальник»… Ох, Айуана, солнцуугодный! Вмиг во мне Апу-ри́мак 19 19 Бурная река близ Куско. грохнул, ибо смутьянов без разговора вешают вверх ногами, дом засыпают, род истребляют. «Нет, я солгал!» – воплю. А посол этот сбросил пышную шубу, встал в яркой мантии. «Знай, – орёт, – что зовут меня Кóхиль. Сказывай правду!» Я рассказал тогда всё об инках древних и старых родов, а после – о Пача Кýтеке, захватившем власть, и услышал: «Чистых кровей царь Тýмпальа Вечный! Равен ему солнцекровый муж Титу Йáвар, будущий царь ваш! Нынешний царь – пройдоха!»