Юрий Гаврюченков - Кладоискатель и доспехи нацистов

— Пидоры и уроды! На людей как бешеные бросаются, лупцуют почем зря. Я же им ничего не сделал, петухам!

— Сделал, не сделал, — пробормотал Слава, — какая разница. Все мы такими были по молодости.

— Нет, не все. — Ярость моя иссякла, осталась только злость. — В юности я таким не был, можешь мне поверить.

— Ну, это ты не был, — туманно заметил Слава. Должно быть, мы с ним росли по-разному, у него было рыльце в пушку. В результате что выросло, то выросло: я пасую перед малолетками, над которыми он с легкостью одерживает победу. Драться в детстве полезно, драться в детстве нужно.

Когда мы завалились домой, Ксения уже пришла с работы.

— Ого, у тебя и видок, — смерила она меня взглядом эскулапа и покосилась на мужа. — Где это вы отирались?

— У тестя были, — ответил я, чем ее весьма удивил.

— Ни хрена себе страна! — воскликнула Ксения. — Чего же вы так с тестем не поделили? Приличные ж люди, хучь бы Маришки постыдились.

Жена, не отвечая, смотрела в пол.

— От тестя что-нибудь осталось? — не унималась Ксения.

— Папа здесь ни при чем, — быстро сказала Маринка. — Это хулиганы напали.

Казалось, она затаила обиду, только я не мог понять на кого.

— А чего случилось? — забеспокоилась Ксения, озабоченно заглядывая в глаза мужу.

— Да ничего, бакланы какие-то с Ильюхой сцепились, — смутился тот.

— А ты где был? — накинулась на него Ксения, будто Слава был моим секьюрити, а она — директором охранного бюро.

— Он задержался немного, — поспешил я на вы. ручку другу. — Мы с Мариной ушли вперед, а он слегка подотстал.

— Нужда замучила, — нашелся Слава.

— Ох, заняться вами некогда, — грозно подбоченилась Ксения. — Вы посмотрите, что с Маришкой творится, идолы.

Маринку била крупная дрожь. Нормальный отходняк после стресса, только проявился поздновато.

— Зато изничтожили заблатовавшую шушеру, — попытался я приободрить ее, но мне это не удалось.

— Илья, ты свой фонарь потерял, — сосредоточенно произнесла Маринка и вдруг зарыдала. Ксения, обняв ее за плечи, увела в комнату.

Мы как оплеванные стояли в прихожей и глядели друг на друга.

— Ну ничего, — сказал корефан и стал раздеваться, — бабы сами разберутся.

Это означало, что он предлагает возобновить банкет.

— Нет, — возразил я, еще не отойдя после разговора с Маринкой, — моя половина без меня разбираться не будет. Пойду ее успокою.

С этими словами я направился в комнату. Маринка с верной подругой, обнявшись, сидели на диване. При моем появлении догадливая Ксения вышла, оставив нас одних.

— Прости, что так получилось, — сказал я, присаживаясь рядом.

— Милый. — Маринка, всхлипывая, прильнула ко мне и уткнулась лицом в грудь.

Я заботливо погладил ее по голове и почему-то вспомнил, что сегодня жена сделала новую прическу.

— У тебя очень красивые волосы, — совсем не к месту сказал я комплимент и в результате под конец сумасшедшего дня лишился остатка невинности. Утешало, что Слава с Ксенией люди взрослые, в жизни повидавшие не только войну. Но все же я предпочел бы находиться в отдельной квартире.

— Я так за тебя испугалась, — доверительно прошептала Маринка и запоздало хлюпнула носом.

— Ничего страшного не могло случиться, — успокоил я ее, утвердившись в мысли, что никогда не расскажу ей о том, что произошло сегодня у магазина. И о многом-многом другом. — Линия жизни на моей ладони уходит концом в вечность.

Маринка поцеловала меня в разбитые губы. От неожиданной боли я поморщился.

— Так быстрее заживет, — оправдалась она.

— Губа заживет совсем быстро, если ты не будешь высасывать из нее кровь.

— А может, она у тебя вкусная, — рассмеялась удовлетворенная Маринка. — Может, мне нравится.

«Доведут же проклятые гопники!» — подумал я.

Наутро я решил, что с меня хватит сумбура. Два нападения грабителей за один день, может, и случайность, но какая премерзкая! Они ко мне липнут, как железные опилки к магниту. Вообще-то, говоря языком марксизма, случайность есть непознанная закономерность. Мне доводилось видеть чудеса похлеще, но сейчас совпадения откровенно настораживали. Особенно после того, что услышал от тестя. «Светлое братство» с присущей ему радикальной ехидностью вполне способно было руками уголовников попрессовать строптивого археолога: смотри, что мы можем, и делай выводы. Сразу убивать меня не имело смысла, тогда бы «братья» не получили Доспехов, а создав нервную почву, можно было на это рассчитывать. Труп ржевского меченосца гарантировал Обществу, что прессуемый не обратится в милицию. Ради этого стоило потерять бойца. Они себе нового через газеты найдут, а вот оказавшийся в безвыходном положении раскопщик рано или поздно сдастся. Его уговорят: не парламентеры, так родственники; не родственники, так друзья. «Никто не хотел умирать». В результате добьются полной капитуляции с последующей экспроприацией искомого артефакта. А уж потом и археолога ликвидируют.