Юрий Гаврюченков - Кладоискатель и доспехи нацистов

— А-а-а, маза фака! — сказал я, повернувшись к Пухлому. Грохот ПТРД был убийственный. Казалось, что изо рта и ушей у меня валит дым.

Оглушенный Вова только потряс головой: мол, действительно, так и есть. Детище конструктора Дегтярева внушало ужас не только врагам, но и самому стрелку.

Мы пошли посмотреть, что получилось. Трофейная волына садила что надо. Я положил пулю точно в цель. Четырнадцатимиллиметровая болванка прошибла дерево насквозь и улетела неизвестно куда. Я улыбнулся.

— Дай-ка и мне стрельнуть, — завелся Вован.

— На, — протянул я ему патрон, которым и без ружья можно было убить человека. — У тебя дома маслята для пэтээра есть?

— Пара штук на даче найдется, — сказал Пухлый.

— Дашь? На кой они тебе?

Пухлый кивнул и пошел к ружью. Я подобрал щепку и воткнул в кору стоящей рядом сосны. Я решил, что дополнительная проверка прицелу не помешает. Пухлый тоже стрелял неплохо, и я его глазу мог вполне доверять.

Чачелов привычно занял позицию для стрельбы лежа. Щепка отчетливо выделялась на фоне коричневого ствола.

— Попади-ка в нее, — сказал я, присаживаясь рядом с Вованом на корточки.

— Яволь, — ответил Пухлый, подтыкая поудобнее куртку на подщечнике. — Айн момент…

Он замер, затаив дыхание. Я поспешил заткнуть уши, и вовремя. Пухлый долбанул, почти не целясь. Глаз у него был верный. Щепка исчезла.

— Видал? — сказал он. — Белку в глаз могу. Дай еще патрон.

Я секунду помялся, но вспомнил о лежащих на даче боеприпасах и отдал.

Пухлый выбрал дерево на краю поляны. До него было метров двести. ПТРД прогремел на весь лес, за мишенью попадали срезанные пулей молодые осинки, я поднялся, чтобы оценить успехи.

— Патрон! — скомандовал Пухлый, протягивая РУку.

— Да пошел ты! — возмутился я. — И так уже две штуки извел. Тоже мне, бронебойщик Денисов! Патрон ему подавай.

Недовольно бурча, я направился к дереву. Сосенка толщиной сантиметров пятнадцать была прострелена точно посередине. Очень хороший результат. Значит, точности прицела я вполне мог верить.

Мы заехали к Вовану на дачу. В доме после нашествия «светлых братьев» ничего не изменилось, разве что на полу тамбура появилось длинное кровяное пятно с неровными краями. Пухлый, естественно, не удосужился его замыть, и пятно исчезало естественным образом, стираясь подошвами. Я с удовлетворением припоминал подробности дачной бойни. Доспехи Чистоты, из-за которых она состоялась, снова были на мне. Отправляясь в город, я не забывал облачаться в латы. Однажды они спасли мне жизнь, не позволив раньше времени появиться на кухне…

…По прошествии недели я уже по-иному осмысливал обстоятельства того страшного вечера. Страшным он был из-за Маринки. Смерть чужого человека — это одно, но когда она касается близких, то воспринимается совершенно иначе. Я впервые видел жену в истерике. Вспоминать эту сцену не хочется.

Сам я тогда пребывал в некотором отупении. Почему-то до меня не сразу дошло, что выстрел был произведен по человеку, появившемуся в темной квартире, то есть — только что пришедшему домой. Так, по крайней мере, мог понять посторонний наблюдатель, когда на кухне зажегся свет и начал сновать чей-то силуэт, размытый тюлевыми занавесками. Снайпер сделал логический вывод и успешно справился с задачей. Только я сначала не мог понять, кому понадобилось валить тестя, и решил, что он таки доболтался по телефону об азано-кремниевой радивоцелпи.

Потом было малоприятное общение с операми, но это явилось лишь преддверием кошмара. К слову сказать, Валерия Львовна проявила небывалое, с моей точки зрения, мужество. Она не плакала даже на похоронах. Но замкнулась в себе, осунулась и заметно почернела лицом. Кажется, она резко начала седеть.

Мне она не сказала ни слова упрека. Общение между нами стало сухим и очень деловитым. С каждым днем я все больше и больше опасался срыва, по мере растущего напряжения. Вот и поехал в лес, надеясь своим отсутствием немного разрядить обстановку.

Кроме того, в Синяве мне было кое-что нужно. И я это добыл. Теперь рассчитывал применить по назначению.

Причиной послужил звонок Стаценко. Он раздался уже после прихода тещи с Маринкой, когда я хлебнул всего сполна.

— Как поживаете, Илья Игоревич? — осведомился Стаценко.

Проверил.

Он меня проверял, живой ли. Снайпер делал свою работу, стукач — свою. «Светлое братство» функционировало исправно.

— Нормально, — ответил я. Нормально для меня. — А вот тесть мой умер. Очень жаль.