Юрий Гаврюченков - Кладоискатель и доспехи нацистов

— Я так боялась за тебя, когда узнала от папы, куда ты уехал, — прошептала Маринка, повиснув у меня на шее.

— Так вот, значит, кто меня впиндюрил, — догадался я.

— Не злись на папу. Его спрашивали, — вступилась за отца Маринка, — а что он им мог сказать?

— Наврал бы что-нибудь, — неприязненно покосился я на тестя.

— Папа не такой человек, — вздохнула Маринка, не стесняясь родителей. — К тому же пойми, даже лучше, что он сразу правду сказал, а не стал запираться. Для всех нас лучше. Ты в наше положение войди.

— Мне — легко, — молвил я, вспоминая жуткого проводника смерти рядом с головой мертвого Акима, нелепо погибшего Балдориса, Глинника с перерезанной глоткой и Диму, ползущего с раскореженным тазом. — Для меня войти в чужое положение не составляет труда, ты же знаешь, дорогая.

— Напрасно ты так, — укорила жена, догадавшись о моих чувствах.

— Напрасно вы так, Илья, — неожиданно сварливым тоном заявила теща. — Вы бы посмотрели, что тут творилось. Полный дом бандитов. Все обыскали, пулемет ваш дурацкий нашли. Мы до сих пор оправиться не можем. Чуть нас всех не перебили. Так что нам расхлебывать ваши приключения нет нужды.

— Разумеется, — согласился я, сожалея, что эта дура не поучаствовала в кровавой мясорубке, устроенной по их наводке древолазом засадным в синявинском лесу. — Бесспорно, вы правы.

— Конечно, я права, — безапелляционно ответствовала Валерия Львовна. — И еще раз повторю: ваши проблемы нам не нужны. Решайте их сами, без нашего участия! И не впутывайте в разборки мою дочь!

— Мама, — осадила ее Маринка.

— А я только было собрался поселиться у вас, — сразил я наповал родню. — Мне ведь, сами понимаете, жить негде. Квартиру мою разбомбили. Да вам Марина, наверное, об этом рассказывала.

Теща едва не превратилась в соляной столп, однако она была женщиной слишком деятельной, чтобы безропотно сносить удары судьбы.

— Вы? Собираетесь? Жить? У нас?! — вопросила она в крайнем изумлении.

— А что тут такого? — дурашливо удивился я.

— Этого не будет никогда!!!

Валерия Львовна относилась к отряду непримиримых и в этом могла переплюнуть самого Джохара Дудаева с Ясиром Арафатом в придачу.

— Илья поживет с нами. У меня, — неожиданно возразила Маринка. Характером она была в мать. — Пока трудности не решатся, — добавила она.

Теща застыла с разинутым ртом.

— Не спорь, пожалуйста, мама, — обезоружила завершающим аккордом родительницу моя жена.

Теща не стала спорить, но это еще не означало, что она сдалась.

Правда, претензии ко мне больше не предъявляла.

Все это время Анатолий Георгиевич стоял в уголке прихожей, то ли не осмеливаясь вмешаться в спор, то ли просто в семейном совете права голоса не имея. Так или иначе, вопрос о моем проживании благополучно решился без него.

Ну, решился и решился. В ознаменование этого дела я сходил за бутылкой водки, и мы распили ее на четверых. Поначалу теща в вакханалии не участвовала, но потом присоединилась, смирившись. Когда водка закончилась, мы стали пить чай, потом дамы переместились на кухню, дабы с глазу на глаз перетереть свои женские проблемы, а мы с тестем устаканились в креслах.

— Не сердись на Леру, — устало смежил веки Анатолий Георгиевич. — Она очень переживала.

— Понимаю, — согласился я. Да и как можно было не согласиться, ведь мне в этой семье предстояло жить.

— Эти «светлые братья» совершеннейшие отморозки, — пожаловался тесть. — Ты меня не осуждай за разглашение твоей тайны, я спасал Лерку с Маришей, а врать было опасно — бандиты о чем-то догадывались. Твой сосед, отец того парня, с которым ты поехал, что-то уже рассказал.

«Понятно, — подумал я. — Сначала навестили Борю по месту сражения, а тут у него папашка пьяный домой вернулся — вот ему весело было. Он, чтобы его не плющили, сразу слил сынка. Девиз: «Лучше ссучиться, чем мучиться». Этот зверь никогда не станет разумным и прямоходящим, потому что не сможет подняться с колен. Что за страна?»

— Я вас не осуждаю, — чувствуя себя достойным гражданином своей страны, ответил я. — И вообще никого не осуждаю — вышел из этого возраста. Зачем злиться, когда толку не будет? Горбатого могила исправит, а в нашем государстве ходящие прямо повывелись.

— Обращайся ко мне на «ты», — вздохнул тесть. — Можешь называть меня Толей.

Ничего не оставалось, кроме как принять сию жертву.

— Идет… Толя, — сделал я этот шаг. Кажется, начиналась новая эпоха в моей жизни.

От избытка чувств мы пожали друг другу руки.