Юрий Гаврюченков - Кладоискатель и доспехи нацистов

Большие трофейщицкие маневры завершились полным разгромом.

Ночь я провел в яме под корнями вывороченной ветром сосны. Вокруг что-то ахало, пукало и стенало. Синявинский пандемониум пополнился свежими неприкаянными душами. Я сидел и трясся, дикие голоса нагоняли атавистическую жуть.

К рассвету вох-денгарах угомонились. Я даже ухитрился вздремнуть. Потом стало всходить солнце, я выбрался из берлоги и принялся определяться на местности.

В поисках ориентиров побрел по дуге и вышел к речке. Выяснилось, что я нахожусь вблизи поляны, где был убит Аким. Драпал я воистину без оглядки. Отсюда до трассы было часа два быстрого хода, место оказалось не самое плохое. Возблагодарив многострадальные ноги, вынесшие меня сюда, я двинулся вдоль реки. Обошел натяжник, приметный из-за осевшей на нем росы. Хотел обогнуть злосчастную поляну, как вдруг разобрало любопытство: в каком виде там пребывает Аким? Интерес был дурной, но я ничего не мог с собой поделать.

Акимов лежал в той же самой позе, в какой мы его с Пухлым оставили. Снайпер-альбинос отсутствовал, вероятно, забрали немцы. Трофейщик же со своим шпалером был никому не нужен.

Я подобрал винтовку. «Стечкин» всю ночь грелся у меня за пазухой, но в условиях пересеченной местности пистолет был малоэффективен. «В лесу тот сильнее, у кого ствол длиннее». Шпалер я намеревался держать наготове — вдруг нарвусь на немцев. Притырить его можно было и у Мурманского шоссе.

Тяжелая скользкая винтовка Маузера с тронутым свежей ржавчиной граненым казенником выглядела совершенно допотопным «ружжом». Я вспомнил изящную СВДУ и пожалел, что бросил ее, убегая с поляны. Даже АКМ был образчиком совершенства по сравнению с древним шпалером.

Я открыл затвор. На траву выскочил превосходной сохранности гансовский патрон. Я подобрал его и вщелкнул обратно в магазин. Дослал вперед и вниз прямой кованый рычаг. Посмотрел на Акима и оторопел.

Сначала мне показалось, что его тело разделилось, подобно бактерии, отпочковавшей дочернюю клетку. Когда первая волна изумления откатилась, я осознал, что нахожусь на поляне не один — у головы трупа сидел гмох. Как падалыцик. Словно что-то стерег или выжидал, маленький мохнатый предвестник несчастья. От него расходилась зловещая тишина. На миг замолчали птицы.

Гмох поднял голову и посмотрел на меня. Из густой шерсти торчало свиное рыло. Это был проводник в потусторонний мир Синявы. Там Акима ждали безмолвные гансы в нетленных шинелях.

И тогда я выстрелил в этого гада. Пялиться на него не было мочи. Теперь и я вошел в число тех, кто увидел гмоха. Я судорожно передернул затвор, уперевшись прикладом в живот. А когда снова поднял глаза, то увидел, что гмох исчез.

Была ли это галлюцинация или в лесу действительно обитали инфернальные выродки — осталось неизвестным. Да я и узнавать не хотел. Как в атаку, я сломился в кусты, и проклятое место осталось у меня за спиною.

Винтовку я утопил на картах. Кому-нибудь акимовский шпалер послужит хорошим трофеем — я бросил его в торфяник с патроном в стволе, чтобы не разочаровывать коллегу. Под водой «маузер» долго, очень долго будет оставаться пригодным для стрельбы. Туда же я отправил и охотничий тесак в ножнах из бобрового хвоста — в родную, так сказать, среду.

Для меня оружие открытого ношения становилось обузой — скинув изорванный КЗС, я выходил к даче Пухлого.

Только сейчас, при отступлении, у меня созрела мысль, что все не так уж плохо: жить можно и в городе, только не сильно светясь, например, не у мамы, а у Маринкиных родителей. Зря, что ли, налаживал отношения? Разумеется, одалживаться у тещи — вариант, с которым я предпочел бы повременить, но сейчас я был приперт к стенке и выбирать не приходилось.

Вопреки ожиданиям на даче я никого из трофейщиков не обнаружил, включая самого Пухлого. Неужели древолаз засадный перещелкал их всех? Зайдя в дом, я был неприятно поражен обилием незнакомых рюкзаков и баулов. В них лежала еда, одежда и туалетные принадлежности. Складывалось впечатление, будто к Чачелову прибыла лох-группа для экскурсии по местам боев. Теряясь в догадках, я поспешил к тайнику, где лежали Доспехи Чистоты. Тайник-то тайник — закуток за печкой, но, поди ж ты, сумка с латами оказалась в целости и сохранности. Только я извлек их из нычки, как шум снаружи привлек мое внимание.

«Неужели наши? Ну хоть кто-то выбрался!» — Я подскочил к окну и моментально отпрянул. Во двор, устало волоча ноги, входила «лох-группа» в пестром натовском камуфляже.