Владислав Зубченко - Рождённые огнём. Первый роман о российских пожарных…

– Коля! Коленька, дорогой ты мой человек, – забыв о помощнике полицмейстера, будто того не существовало в кабинете, обрадовался гостю штабс-капитан. – А я уж думал послать за тобой, да годил всё. Дай, думаю, уляжется горюшко у него в душе. Царствие небесное Алексею Ивановичу…

Потерю боевого товарища Бодров переживал сильно. В день гибели Мартынова он, закрывшись в кабинете один, достал из шкафа горькую и пил много. Под самую ночь Ширш, взяв с собой щуплого Дорофеича и ещё невысокого, хромавшего на одну ногу Захара Дегтярёва, осторожно постучали в дверь к брандмейстеру.

– Пошли вон! – заорал Бодров, швырнув только что выпитую стопку в дверь. – Вон! Застрелю!

Спустя ещё примерно час, штабс-капитан Бодров вышел из кабинета при полном параде со шпагой на боку и направился прямиком на каланчу. Следом, таясь от начальственного гнева, по винтовой лестнице полезли Ширш и Дегтярёв. Оказавшись на смотровой площадке, брандмейстер прогнал прочь караульного и занял его место. Вытянувшись во весь рост, Бодров вдруг схватил верёвку колокола и начал бешено звонить. В уже заснувшем городе залаяли собаки, заржали лошади, послышались крики перепуганных людей. Ширш со Дегтярёвым бросились к обезумевшему командиру.

– Ваше высокоблагородие, бросьте, бросьте, сейчас весь город всполошится! – пытался удержать руку Бодрова Ширш.

– Прочь, прочь от меня! – орал брандмейстер. – Почему в храмах не звонят по другу моему Алексею? Я тебя спрашиваю: почему не звонят? Где Мартынов?!

И, оттолкнув пожарного, он с остервенением продолжал звонить и звонить в пожарный колокол, будто услышит его Алексей Мартынов и примчится по тревоге тотчас же в часть. Выбежавшие из домов люди грозили брандмейстеру страшными карами за испытанный ими ужас. Впрочем, наутро, когда выяснилось в чём дело, ни один из них не пришёл в полицию с жалобой…

– Садись, Коля, садись, – усадил его на стул Бодров. – Мы тут вот дела наши скорбные обсуждаем. Ох, да о чём это я. Про отца всё вспоминаю, видно.

– Так я пойду, Степан Степанович, – откланялся Исаев. – К сердцу не бери, найдём воров, непременно найдём.

Пока Мартынов собирался с духом что-то сказать Бодрову, тот уже успел отдать несколько распоряжений одному из помощников Ивану Петрову, появившемуся на пороге.

– Иван Яковлевич, ты человек опытный, узнай только тихо для меня, не из наших ли на самом деле кто икону и пистоль умыкнул, – доверительно обратился к нему брандмейстер. – Ты уж постарайся, чтобы мы тут сами без полицмейстера управились. Ясно тебе?

– Выясним, Ваше высокоблагородие, – с лёгким поклоном ответил Петров.

Унтер-офицер Петров прибыл на службу в Оренбург из Вятской губернии. За какие такие заслуги или провинности офицера отправили служить из медвежьего угла в ссыльный город известно не было. Маленький ростом, с почти лысой головой и кривыми ногами, умом и сообразительностью на пожаре сей офицер вовсе не блистал, но заслужил доверие у начальства своей верностью и умением решить разные нужные дела, на которые не всякий и способен. Когда унтер-офицер вышел, Бодров, прервав нерешительные раздумья Николая, заговорил жарко и прямо.

– Ну-с, Коля, вижу, что решил ты для себя всё. Правильно решил – место помощника у меня свободно, тебе там и быть. Молчи, не перебивай, – заметив сомнения Мартынова, тут же оборвал их брандмейстер. – С твоим батюшкой много мы про это говорили. Я ведь, Коля, не сегодня – завтра прошение в отставку уж подать хотел. На моё место кроме как сотоварища моего Алексея, с которым, почитай, больше двадцати годков отслужили, я никого более не видел. Но вот оно вышло как. Скажу я так: хоть службу нашу ты с детства знаешь, в брандмейстеры тебе, конечно, рано будет ещё. И через год, и через два даже. А поэтому, покуда силы есть у меня, будем вместе службу нести. Хочу я пост свой лишь тебе сдать, слышишь, Коля! И отказа не приму.

Бодров тяжело выдохнул, будто нёс эту речь долго с собою в гору и дождался, наконец, момента, чтобы высказать все слова разом, свалив с души. Он глядел на младшего Мартынова. «Господи, совсем ведь юнец! – заметил про себя вдруг штабс-капитан. – Справится ли? А ежели не сдюжит, что я Алёше на том свете скажу? Нет, сдюжит. Обязан, ради памяти отцовской сладит со всем».

Николай, словно прочитав мысли Бодрова, резко встал, вытянув руки по швам.

– Ваше высокоблагородие, возьмите на службу бойцом простым – не осрамлюсь, слово даю, – слегка дрожащим от волнения голосом произнёс речь Мартынов.