Сергей Григоров - Пренебрежимая погрешность

Ник Улин почти зримо ощущал возникшую преграду между ними и человеком, воскрешенным из далекого прошлого.

Разрядил обстановку очередной вопрос Алексея Сковородникова:

– Слышь, Яфка, вроде бы завтра наша «Эля» войдет в надпространство. Что это такое? Расскажи, пожалуйста. Я понял, что должен буду крепко поработать над собой. Но что я при этом буду чувствовать?

– Ты что, в первый раз летишь?

– Да. Впервые.

– Как же ты оказался на Ремите?

– Как-как, да никак! С Яшара меня по этому самому… нуль-туннелю меритскому переправили на эту, как ее… Элефантиду, оттуда – прямиком в ремитский космопорт, а потом уже на саму планету. Вроде бы и был в космосе, а вроде бы и не был. Скафандр вот впервые надел, когда прогуливался около звездолета вместе с вами. До этого, можно сказать, что и звезд не видел.

– Понятненько, – ввернул хола сковородниковское словцо.

– Что ж тебе понятненького-то, а?

– Темный, однако, ты человек.

– Да я разве отрицаю? – примирительно сказал Сковородников. – Темный, как египетская ночь. Но не скрываю, в отличие от некоторых, свою темноту.

– Какая ночь?

– Египетская.

– Какая!?

– Да такая. Почем я знаю, какая! Никогда я в Египте не был. Говорят так. Точнее, в мое время говорили. А как сейчас гутарят – не знаю.

– Понятненько, – повторил Яфет. – Ты знаком с квантовой физикой?

Сковородников смутился.

– Раньше – разве что только слышал краем уха об этой фрукте. Не помню уж, что именно. А здесь… В предложенной мне литературе попалось несколько популярных статей. Но не в коня корм. Читал, но мало что в голове осталось. Какие-то высшие измерения, квантовое детектирование… в общем, с моей точки зрения сплошной бред. Все эти мудрствования не для трудового народа.

– Ладно, слушай сюда и запоминай, что говорит тебе хола, про которого ты по недомыслию намекаешь, что он темный. Ежели обойтись двумя словами, то под надпространством понимается либо пространство каких-то следующих – не привычных нам трех – измерений, либо особое состояние, в котором вообще нет пространства в нашем понимании. Какую точку зрения принять, зависит от соответствующей научной школы. В первом случае считается, что сверхбыстрое перемещение звездолета обусловлено тем, что в высших пространственных измерениях скорости много выше, чем в обычных условиях. А во втором случае полагают, что звездолет посылает вперед свой квантовомеханический образ, а потом, материализуясь, вновь преобразовывает его в самого себя. Понял?

– Не издевайся над устамшим человеком, пожалуйста. Говоришь, посылает самого себя? Как барон Мюнхгаузен вытаскивал самого себя за волосы из болота? Ну-ну.

– Мюхазен? Нет такого баронства на Ремите. Ты не ошибся?

– Нет, не ошибся. Я имел в виду мифическую личность моего прошлого, выделяющуюся неудержимой фантазией.

Ник Улин доел свою кашу и, попивая травяной чай, то ли невозмутимо слушал разговор напарников, то ли витал мыслями невесть где.

– Ну что ты не понимаешь?

– Не понимаю, как может быть то, что ты говоришь. Не понимаю, как в пустоте – а космический вакуум это есть пустота, не так ли? – можно перемещаться нереактивным способом. Не понимаю, как на самом деле устроено надпространство, и почему это зависит от какой-то человеческой научной школы.

Хола явно был в затруднении. Ник Улин пришел ему на помощь.

– Как «на самом деле» устроен мир – не известно. То ли высшие пространственные измерения, то ли некая особость – какая разница, если сие невозможно непосредственно прочувствовать? Пишутся начальные соотношения, а потом начинаются математические преобразования и продолжаются до тех пор, пока не выводятся конечные формулы, проверяемые экспериментально. У двух научных теорий могут быть логически противоречивые друг другу исходные положения, а рекомендации и выводы одинаковыми.

– Не представляю, для чего это нужно и как такое безобразие можно терпеть.

– Еще и не то стерпишь, ежели иначе нельзя объяснить наблюдаемые факты. Вот простейший пример: аксиоматики геометрий Евклида и Лобачевского несовместны. В одной параллельные линии не пересекаются, во второй – пересекаются. Ну и что? Обе геометрии полезны. Одна хорошо работает на плоскости, другая – на внутренней поверхности сферы, например. При решении конкретной задачи допустимо привлекать математический аппарат как первой, так и второй теории.

– Это, поди, исключение…

– Отнюдь. Давно подмечено: чем важнее закон, тем больше независимых изложений он имеет. Теорема Пифагора, например, имеет с десяток различных доказательств. Второй закон термодинамики – неисчислимое множество формулировок.