Петр Ингвин - «Зимопись». Книга 1 «Как я был девочкой»

Примите, распишитесь. Все в обмен на это. Как заказывали.

Верилось, я не прогадал.

Только когда тело совсем затекло, когда терпеть стало невмоготу, я высвободил руку. Откинулся на спину. Стада живых колючек побежали по чреслам.

Среди тишины вдруг раздалось решительно:

— Так нечестно.

Красивые глаза отворились слепящими вратами в небо и уперлись в потолок с несокрушимой твердостью.

— Что? — тревожно спросил я.

Намечавшийся сон порвало в клочья. Она все-таки собралась сдать меня. Не выдержала мук совести.

Понятно, заботится о себе. Ради чего ей рисковать жизнью? Что я могу предложить, кроме хорошего отношения? Надо срочно что-то предпринять. Только выкинуть вон навеянное телевизором «свидетеля ликвидировать, труп сжечь».

— Подумай, прежде, чем что-то сделать, — только и смог вымолвить. — Решение затронет не только тебя.

— Знаю, — сурово кивнула она. — Но иначе нечестно.

Мой вздох был слишком выразительным. Зарина попыталась обернуться ко мне, но взор смущенно опустился.

— Ты видел меня безо всего, — с огромным усилием вылепили ее губы. — А я тебя — нет.

Сначала не понял. Потом облегчение от одного перемешалось с безумием другого. В горле застрял истерический смешок.

— Что предлагаешь? — тупо вопросил я, хотя какого-либо развития событий кроме единственного ситуация не предполагала.

Девушка съежилась. Руки набросили простыню на лицо.

— «И да воздастся справедливым», — еле слышно донеслось оттуда.

В голопузом детстве я очень похоже обиделся на Тому. Причем — до смерти, непрощаемо, до самого завтрашнего утра. Играя в «доктора», девчулька совершила полный осмотр еще более мелкого карапуза в лице меня. А в ответном отказала. На год старше, невообразимо сильнее, не менее упрямая — что я мог с ней поделать? Перебесился, на следующий день еще раз напомнил, получив второй отказ — смирился. Больше с «нарушительницей слова» в такие игры не играл. А маленькая, но уже по-женски умная Тома считала правой себя: об очередности исполнения роли доктора договоренности не было. Правила детских игр придумывают сами дети, и если перед игрой внести пункт о взаимности я не озаботился, значит, мои проблемы — только мои проблемы. Так что, по-своему Зарина права. Сам бы в подобном случае подумал о том же… но только подумал. Хоть режьте, никогда бы не высказал вслух. «Пусть все рухнет, но восторжествует справедливость» — не мое кредо. Восстанавливать ее, обрушивая другие ценности, не есть хорошо. Надо учиться на чужих ошибках, опыт прошлого вопиет трубным гласом. Ну, пойду я на поводу вымученного девчачьего каприза. Жизнь разделится на до и после. Ни одно слово, ни один жест, ни один поступок не будут прежними. Возможно, мы забьемся в свои коконы, или, наоборот, жизнь после станет раскрепощеннее, вседозволеннее, приятнее — в чем-то. В остальном… Исчезнет искрящая нервами возбуждающая мысли загадочность. Уйдет, хлопнув дверью, очаровательная застенчивость. Окажутся под вопросом чистота и невинность. Наивность и откровенность. Точнее, они останутся, но переродившись в нечто иное. Как в кино чуточку укушенный неизбежно превращается в кровожадного вампира или в чуждого человеческому Чужого.

Я внутренне колотил себя за слишком взрослые мысли. Мал еще для подобного благоразумия! Почему не плыть по течению? Будет только лучше! Нескромная игра окажется ниточкой, потянувшей за собой целый паровоз. Локомотив притащит вагоны, один другого интересней и зубодробительней…

Исчезнет дружба, которая просто дружба, зато может появиться «связь». Хорошо, если появится. А если все рухнет к чертям собачьим? Или появится, а потом рухнет. Мои обиды останутся моими проблемами. Ее обида выльется в мою же проблему. Одно брошенное некстати слово — и здрасьте вам с того света. Статус-кво имел вероятность безопасного будущего. Провокация несла только беды. Не сразу, так после.

Надо же, как расписал весь сумбур, взбивший серое вещество в черно-бело-полосатый гоголь-моголь. Конечная же мысль была одна: Зариночка, ну не готов я данную секунду на необдуманные поступки! Я жить хочу! Домой хочу! А как попасть домой, если вздернут за нарушение закона?

— Нет, — жестко отрубил я. — Ты не показывала себя специально. Вообще не показывала. Так получилось. Если так же получится со мной, возражать не буду. Но только так.

Тишина бывает тяжелей чугуна. Наконец, с соседней койки прилетело:

— Я красивая?

— Очень.