Петр Леонтьев - Дорога в Рай

К моим печальным мыслям об отце прибавились и мысли о маме. Нелепый случай подвигнул меня к поступку, который едва не стоил мне жизни. Однажды я увидел в посёлке процессию. Везли гроб в сторону кладбища. Все понуро молчали. Сердце у меня в страхе забилось. «А кого везут?» – спросил я. «А мамку твою везём», – глупо пошутил один мужик. И тут произошло то, чего не ожидал никто, даже я. Меня просто бросило на гроб, я вцепился в него руками, никто не мог отцепить меня. «Мама! Мама!» – кричал я и не мог ни отцепиться, ни остановить крик. Побежали на завод за Мусей, но и ей я не верил, что мама в больнице в Николаевске. «Врёшь! Врёшь!» – кричал я. Мне насильно влили что-то противное в рот (наверное, валерьянку), чтобы успокоить. Потом я быстро уснул, и меня унесли домой. Думаю, тому мужику не поздоровилось.

Мысль об Николаевске крепко засела у меня в мозгах. Раньше я мечтал убежать к отцу, а тут мама в больнице. И я стал готовиться. Зимник уже открыли и опробовали первым выездом на лошадях. Потом второй, третий выезд, и уже была накатана дорога. Беги по ней – и добежишь до Николаевска. Потихоньку я собрал сухарей и, с сухарями за пазухой, в солнечный, прекрасный день, никому, естественно, не сообщив, отправился в путь по зимнику. Идти было приятно, особенно, когда, оглянувшись, видишь свой Пронге. Солнышко светило очень ярко. Всюду искрился снег и темнели торосы. На такой ледяной бугорок я и решил присесть и, как путешественник, попробовать сухарь. Это было спасительное решение, так как я, разомлев, тут же и призаснул. Спал я недолго, но, когда открыл глаза, увидел изменившийся мир. Ползли змейки снега. Посёлок за ними едва угадывался, но когда я ринулся к берегу, и вовсе пропал. Тут я с криком «Ма-а-ма!» побежал в предполагаемую сторону посёлка. Видимо, всё же я бежал в нужном направлении, так как услышал лай собак, и вскоре показалась упряжка. Нартами управлял Николай. «Пе-е-етька-а!» – кричал он. А когда увидел меня, схватил и сразу же заставил выпить какую-то неприятную жидкость, с которой в тело вошло тепло.

Но бедная моя сестра! Встретив, она и прижимала и била меня одновременно. «Ещё раз такое случится – умру! И мама умрёт! И отец! Как ты мог такое сотворить?» Я чувствовал себя полным негодяем. Я не мог произнести ни слова, тем более, в своё оправдание. Окружающие люди качали головами, жалея Муську и осуждая меня. Ведь Муська была одной из лучших работниц завода, её знали и любили.

Кто и как догадался, куда я пропал? Это был Жора. Он сразу связал мою пропажу со случаем на похоронах. Лошадь была отправлена в Николаевск, и Жора побежал к отцу Неликэ. Сообразительный нанаец сразу всё понял и отправился по зимнику на поиски.

Случилось ещё непоправимое. Узнав об этом случае, мама раньше времени вернулась домой, опять не долеченная. И злой рок будто наказал меня. У меня сильно заболел левый бок. Я крутился по ночам от боли, кричал. Мама совсем сходила с ума. Теперь меня отвезли в Николаевск. Предполагаемый аппендицит не подтвердился. Никто не мог предположить даже, что со мной. Боли прекратились так же внезапно, как и начались. Я снова был дома. Всё вроде уладилось, но тут отец стал требовать нашего возвращения домой. Не знаю, по какой причине, но мама выбрала путь в Хабаровск через Сахалин. Осуществить такое путешествие можно было только летом. Муся изготовила календарь в виде циферблатных часов со стрелкой. Мы его повесили на стенку, и мне было поручено следить за календарём и передвигать стрелки от месяца к месяцу.

Я сидел дома. Были сильные заносы, и по поселку ходили только взрослые на работу по специально прочищаемой траншее. Многие, у кого не было детей, предпочитали вообще проводить время на заводской территории. Не знаю уж, как они там устраивались, но завод работал вовсю и, как говорили, перевыполнял план. От скуки я занялся мышами. Их в доме водилось множество. Бабушка со второго этажа приносила мне рыжего кота, но он годился только для игр. Мыши облюбовали в нашей комнате место за печкой. Там лежала сковородка, на которой они выплясывали и лизали её. Мне интересно было наблюдать за ними. В то же время во мне проснулся азарт охотника. Я брал швабру и выжидал подходящего момента. Но едва я замахивался, мыши мгновенно исчезали. Мне было и досадно, и сердце грело то, что мыши остались живы. Мне стало бы очень плохо от того, что моими руками убита была бы такая симпатичная мышь. Мне бы тогда не отмолиться. Котика за печку посадила бабушка.

– Ну вот, теперь мыши к вам приходить не будут.