Борис Саприн - Тернистая дорога в рай

Глядя в окно в сумеречное время, созерцая ало-оранжевые блики, отсветы на облаках клонящегося к закату солнца, Глеб одновременно мысленно оглядывался на своё прошлое. Пробуждая в своём сознании воспоминания о минувших днях, он никак не мог понять: почему его жизнь сложилась так печально? Почему самовластная непостижимая судьба одарила его столькими ударами, безжалостно сбивая с ног? Почему она не раз накидывала на его шею огнетворную петлю гнетущей скорби и уныния?

Едва держась на ногах, обагрённый кровью Глеб с трудом мог стоять возле окна. Только лежать на кровати, уставившись в безжизненный и мрачный потолок, ему вовсе не хотелось. Лучше было, превозмогая боль, наблюдать за теченьем заоконной жизни, погружаясь в омут коловратных мыслей.

Если бы он только знал, предвестием чего был тот суровый взгляд старика, из неоткуда взявшегося среди полумрака лесополосы и пристально смотревшего прямо на него. Если бы он знал, какие проблемы тот ему сулил, явившись ему в самом начале его многотрудного пути.

Неужели он, Глеб, должен был снести все эти злополучные и чудовищные тяготы, чтобы заслужить исполнение своей пьянительной мечты, мечты, которую он обрёл случайно, но которая стала смыслом его жизни? Неужели неумолимое провидение, спустя двадцать лет, возвратило ему непроходящую любовь всей его жизни лишь затем, чтобы в последствии отнять? Это возвращение поначалу казалось ему каким-то подарком свыше, озарением лучами высших сил. Однако же теперь она казалось измученному Глебу чудовищной издёвкой провидения.

Смотря на сидевших на скамье, а кое-где и лежавших под скамьёй людей, утопивших свои прекрасные юношеские мечты, былые надежды и стремления в отравляющем сознанье жидкостном дурмане, Глеб не понимал их слабохарактерности. Хотя и сам когда-то чуть было не стал жертвой своих мглистых разочарований и безрадостного горя.

Жизнь… Что в сущности это означает? Это ведь не просто пять букв, сложенных в многозначительное слово. Какова же её суть? Кто-то скажет, что её суть кроется в любви, кто-то – в достижении поставленных целей, а для кого-то смысл жизни заключается в добродетельной помощи другим, в самоотверженном служении человечеству. И каждый из них несомненно будет прав, но лишь отчасти.

Жизнь человека не прямая линия кем-то проложенной тропы. Она безгранична, как вселенная в бесконечности её разнообразия, и состоит из бесчисленного множества вариаций. Каждый день – это чистое полотно, белый холст, подаренный нам, как художникам, судьбой. И у каждого из нас в предстоящем дне имеется 16-17 часов на написание картины для создания общей композиции нашего пути на этом свете. Или, если угодно, можно использовать распространённое, избитое сравнение жизни с чистой книгой, которую каждый пишет сам.

Так и наш герой писал свою историю прямо набело. Порой ошибаясь, он прошёл свой путь сквозь тернии к звёздам, став небожителем, рухнувшим в бездну беспросветных разочарований и невзгод, однако впоследствии вернувшимся на небо счастья озарённым лучами радости, и стал сам излучать этот свет, пока всесильная злодейка-жизнь снова не заточила его в удушливую темницу горестной кручины.

Каким бы человек не обладал характером: бунтарским или кротким, все схожи в одном – рано или поздно каждый стремится обрести свой дом или же в него вернуться. Так и наш герой по молодости лет своих обладал огромным количеством стремлений и желаний. Ему хотелось многого достичь, многое повидать и испробовать. Словом, он желал полнее ощутить вкус сладостной, счастливой жизни, испить до дна благостную чашу, которую ему преподнесло его рождение.

Только ему было неведомо: для того чтобы наслаждаться жизнью, чтобы она была счастливой, достаточно теплотворным светом доброты изгнать из своего сердца бездонный мрак тлетворной ненависти, прогнать неуёмные болезненные страхи и перестать ждать перемен в лучшую сторону, научившись наслаждаться каждым упоительно прекрасным днём безо всяких предпосылок к этому.

Уже с четырнадцати лет, в отличие от многих сверстников, Глеб больше всего боялся даром потратить даже драгоценную минуту времени, поэтому и закончил экстерном восьмой и девятый классы за один год, а если такое ненароком или из-за некоторых неотвратимых слабостей и происходило, он впоследствии безмерно корил себя за легкомысленное слабоволие. Порой это самобичевание доходило до какой-то цепенящей и пустой фрустрации, и получалось, что жизнь бесплодно протекала мимо него ещё быстрее. К счастью, такое происходило довольно редко, а в последствии и вовсе исчезло, подобно обжигающей воде, которая после определённого времени кипения летуче покидает ёмкость, превратившись в пар.