Евгений Беляков - Час Андромеды

– Это почти невероятно. Если бы это говорил не ты, я бы не поверила.

– Тем не менее, это так. И, если хочешь, я покажу тебе один небольшой опыт. Возьми меня за руку, вот так. Второй рукой прикоснись к рукоятке этого прибора, – Он указал на стоящие на столе две призмы – темно-красную и темно-синюю, соединенные серебряной перемычкой. – Закрой глаза. Не пугайся, что бы ни произошло. Все продлится не более секунды.

– Ох. Что это было? Мне показалось, я стою в полутьме по щиколотку в воде…

– Это была не тьма, Руна. И это была не совсем вода, и ты – не совсем ты… Это был Тамас. Он совсем рядом с нами. Ближе, чем одежда. Ближе, чем кожа… Он в нас. И мы в нем…

– Не пугай, Динг.

– В этом нет ничего страшного. В следующий раз мы совершим более длительную прогулку по Тамасу, если ты захочешь, конечно…

Руну била дрожь. В глазах потемнело, но она взяла себя в руки и стряхнула дурноту. Динг внимательно смотрел на нее, не отпуская руки.

– Так бывает, Руна. Так бывает поначалу. Но это не опасно, поверь.

Наконец, она улыбнулась.

– Да, это было нечто. Ну – рассказывай дальше.

– Я уже рассказал почти все. Напоследок – самое главное. Цивилизация пещер решила сделать подарок внешнему миру. Мы хотим передать вам нашу методику физического бессмертия. Но это не просто технология. Это своего рода йога.

– Йога? При чем тут йога?

– Женщина, которая хочет родить бессмертное дитя, должна пройти через очень сложную тренировку и длительное обучение. Такая технология – не сумма чертежей, не какой-то совершенный электронный или квантовый механизм. Это – йога… Раскрытие внутренних способностей человека. Как выяснилось только теперь, она сама становится при этом бессмертной.

– Эта йога связана с выходом в Тамас?

– Да.

Воцарилось молчание.

– И вот, – продолжал Динг, – ты и есть та женщина, которая принесет дар. От имени Подземной цивилизации я предлагаю тебе овладеть этой йогой бессмертия и научить других во внешнем мире. А, с другой стороны, люди Города получат от тебя новые гены: не случайно же в древних племенах был обычай жениться на иноплеменниках. Получат детей! Здесь так соскучались по детям. Особенно наши женщины…

– Это и был весь твой секрет?! Только это? – сказала Руна. – И ты, ты – манипулировал мной и завлек меня сюда, чтобы вы получили мои гены? Обманщик. Шпион.

– Прежде чем я вспомнил хоть что-то о своей миссии, я уже давно полюбил тебя.

Руна молчала.

– Или ты хочешь уйти? – с плохо скрытым страхом спросил Динг. – Еще не поздно…

Она не ответила.

– Динг, все-таки, ты сам к какому миру принадлежишь? Какой считаешь своим?

– Оба, – ответил Динг, – и если бы мне предложили сейчас выбрать, я разорвался бы на две половинки… Город ведь и возник как диалектическое дополнение непрерывно унифицирующегося мира обычных землян. В древности был символ в виде круга из двух половин, напоминающих две рыбы: темную и светлую, Инь и Ян. Пещерный Город – это темная половина… А я в равной мере связан с обеими. Как, например, ты, – добавил Динг, – со мной и с нашим будущим ребенком…

– И где будет жить наш ребенок?

– И тут, и там, во внешнем мире…

– Клянешься?

– Да.

– Тогда я остаюсь.

Утром Динг и Руна проснулись одновременно.

На столе стояла неизвестно откуда взявшаяся огромная охапка сиреневых цветов, возвышающихся среди темных листьев. Свет почти не проникал внутрь комнаты; окна были задернуты аккуратными занавесками с вышитыми трехцветными узорами, покрытыми серебряной сеткой. Ваза, в которой стояли цветы, была одновременно светильником. Руна так и не поняла, как устроена эта необычная лампа: казалось, что это множество, светлячков, дающих ровный голубой свет.

Они вышли в город. Он был невелик. Дома прямоугольные или странных, непривычных форм: линейчатый конструкции, взлетающие вверх поверхностями отрицательной кривизны, кристаллические столбы, от которых исходил все тот же приятный синеватый свет всюду чувствовалось аккуратность и тщательность. Красивыми узорами по обеим сторонам дороги вились темные цветы.

Чем больше Руна всматривалась в окружающий пейзаж, тем красивей он ей казался. Каждый ракурс поражал совершенством пропорций, цветовых соотношений. Город был словно живая картина, разворачивающаяся в медленном движении. Что это напоминало? Старину и далекое будущее одновременно. «Среднее между Леонардо да Винчи и Ле Корбюзье», – подумала она. – Ну нет, конечно, – не то, и не другое».