Наталья Кирилюк - Сказка древнего Чиргара

– Узнай свою судьбу, – прищурясь и улыбаясь, кланялся Ашуру прорицатель.

«Ну, пусть так», – подумал Ашур.

Обезьянка достала Ашуру осколок глины. Его рука почувствовала знакомое прохладное прикосновение.

– Я не знаю этого языка. Что здесь написано?

– Кривое не может сделаться прямым, и чего нет, того нельзя считать.

«Что это? Так всегда говорил отец. Я помню его поговорку».

– Откуда эти слова?

– Это мудрость древнего царя Соломона, но тебе ли знать о нем?!

«Соломона.… Но откуда отец знал эти слова?»

В это время отец Ашура, Ташиб, совсем недалеко от площади, во дворе караван-сарая, оплакивал свою дорогую Зухру. Тело её, закутанное в саван, было предано земле за городской стеной с последними лучами солнца. Ташиб ждал утра, чтобы уехать из Чахры – города, навсегда разлучившего его с Зухрой. Сейчас он был почти рядом со своей горячо любимой женой, и горе его было безмерно.

«Всю жизнь я занимался тем, что лепил посуду из глины. Я стремился работать хорошо, чтобы не стыдиться за свои кувшины. Это было главным. Так мне казалось. Но вот не стало сына, не стало Зухры, и моя работа потеряла смысл. Как я ошибался!»

Ашур держал на раскрытой ладони маленький кусочек глины, пребывая в некотором смятении.

– Эй, парень, это предсказание о том, что тебе нечего бояться того, чего ты больше всего боишься. Тут ясно сказано: « Чего нет, того нельзя считать». Это только в твоей голове.

– Что «это»?

– Ну, я не знаю.… Плати три фельса и можешь взять табличку себе.

Ашур достал из кармана золотой динар, более мелкой монеты у него не было, и, не оглядываясь, отошёл от предсказателя, который не преминул тут же попробовать деньгу на зуб. Глаза его округлились, облизнув золотую монету, и застыли примерно так же, как у змеи, смотрящей на факира.

Но вот у костра, недалеко от крепостной стены, Ашуру послышались слова, отвлекшие его от мыслей, которые тревожили, оставаясь непонятыми. Пламя костра освещало погонщиков верблюдов, которые, видимо, издалека вели свой караван и остановились в Чахре на ночлег. Их лица закрывали платки, но глаза были так живы и выразительны, будто всё общение с миром шло через них, без слов и мимики. Мальчик-подросток, полураздетый, весёлый и быстрый, бегал от верблюдов, лежащих в отдалении, к костру, что-то принося и унося из съестного, расставляя пиалы, горстями бросая в казан пахучие зерна. Но Ашура привлекли не эти жители пустыни, а сидящий у их костра, играющий на домре сказитель-бахши. В его песне он услышал своё имя.

Сегодня празднует весь мир!

И торжество сегодня скроено по нас.

По нашей стати и по росту, как атлас.

Да славится наш праздник и наш пир!

Наследник, город украшающий собой,

Сегодня нам явился лучезарною звездой.

О, как красиво на коне плывёшь,

Гарцуя плавно, в наш квартал течёшь,

Звеня, ручьём впадаешь в нашу реку

И с наших ног смываешь тяжесть гирь.

Да славится эмира сын, Шахрир! (на основе стихов Джалаладдина Руми 1207—1273)

Слушая песню сказителя, Ашур вернул себе душевное спокойствие. «Я принесу всем счастье. Это моё призвание, призвание сына эмира Эристана!»

Небо на Востоке кажется твёрдым из-за насыщенной синевы, как бы скрывающей за собой другой, но такой же, как наш, осязаемый мир. Солнце стояло в зените, и, хотя его не было видно из-за высоких гор, солнечное сияние земного мира, через которое люди и видят благодать непознаваемого, было лишь малым отражением непостижимой силы небесного светила.

В беломраморном дворце эмира всё было готово для пышной церемонии приёма посла дружественного Фархидстана. Посол привез приглашение эмиру Мирзе Шакир-заде и его сыну Шахриру быть дорогими гостями на свадьбе сына эмира Хасан-бека принца Бахтияра. Для Ашура это был важный момент в жизни. Впервые он должен был восседать в тронном зале рядом с эмиром. Пред ним преклонят колени и склонят головы в драгоценных чалмах достопочтенные мужи, приложив к груди руки с изумрудами и рубинами на каждом пальце. У Ашура немного кружилась голова от этих фантазий. Но он был умён и мужественен и гнал образы, которые казались ему недостойными. Волей разума он пытался обуздать своё горячее сердце.

Перед тем, как войти в зал приёмов, Ашур остановился у небольшого дворцового бассейна, украшенного самоцветами, вырезанными в форме цветов и листьев, а сверху покрытого стеклом. Струящаяся в нём вода создавала чарующуюся глаз иллюзию движения чудесных живых растений. « Вот так и я – только кажусь настоящим сыном эмира.… Какие странные мысли».