Наталья Кирилюк - Сказка древнего Чиргара

Постигнув тонкости придворного этикета, научившись носить роскошную одежду непринужденно, то есть без излишнего любования своим отражением в зеркале, а также получив уроки каллиграфии, риторики, стихосложения, верховой езды и владения саблей, Ашур был подготовлен предстать перед подданными эмира как его сын и наследник. Ничто так не шло его красивому волевому лицу и ладной мужественной фигуре, как лазоревый парчовый кафтан, подпоясанный синим атласным кушаком, да белый заостренный кидарис на голове, обвитый по спирали голубой лентой. Ашур больше не мечтал, не грезил о будущем и не вспоминал о прошлом.

Родители Ашура не знали, куда он пропал, им оставалось только молиться и надеяться, что он жив, ведь они так любили его…

Однажды Зухра и Ташиб, собрав лучшие кувшины и бережно погрузив их в двухколесную арбу, запряженную ишаком, отправились в Чахру на базар. Ташиб не хотел ехать, но и отпускать Зухру одну он тоже не мог. До Чахры они добрались только к вечеру, и устроились на ночлег во внутреннем дворе караван-сарая, который приютил не только мелких ремесленников из окрестных сел, но и купцов, пилигримов со всех концов Эристана и даже из-за его пределов. Там-то родители Ашура и услышали о чудесном выздоровлении наследника эмира и о том, что завтра его покажут народу.

Зухра и Ташиб уже спозаранку были на базарной площади и расположились на обочине дороги, которая вела к дворцу эмира. Ровно в полдень из ворот дворца выехали всадники на украшенных голубыми попонами лошадях. Глашатаи и трубачи возвысили свой голос над всеми, кто был на площади:

– Наследник эмира Эристана Мирзы Шакир-заде принц Шахрир!

Трубы трубили так громко и блестели так ярко, что на какое-то мгновение старики растерялись. Но из ворот дворца выбежали бесчисленные слуги и непонимающих стали бросать на колени. Зухра и Ташиб неловко опустились на землю и склонили головы.

Медленно, на белом коне, в развивающемся красном плаще, с пером павлина на тюрбане мимо них ехал их сын Ашур. Что-то необъяснимое заставило Зухру чуть приподнять голову.

– Сынок, – прошептала она, протянув руки. Но Зухра не успела даже поделиться радостью с мужем, как к ней кинулся один из многочисленных безликих слуг эмира, в черном плаще и скрывающем лицо капюшоне, и незаметно вонзил ей нож в грудь. Она как бы обмякла от нечаянной радости, присев и низко, до земли опустив голову.

Услышал ли её Ашур? Когда он выезжал из ворот, его охватил невообразимый восторг. Сбывались самые смелые его мечты. Он, Ашур, сын эмира. Или, он – Шахрир, сын эмира. Впрочем, какая разница. Теперь его будущее определено. Его ждут великие дела. Он принесет много пользы своему народу и прославит свое имя.

«Сынок? Что это за шелестящий звук?» Он посмотрел вокруг себя, на других всадников, но не опустил головы, поэтому ничего не заметил.

Поздним вечером, когда небо черным бархатом опустилось на Чахру, Ашур собрался в город. Он оделся как простолюдин, и никто, даже он сам, не смог бы узнать в нём сына эмира. Его плоть хорошо помнила то время, когда он был сыном гончара. Даже глаза как бы ушли вглубь, запрятав свой новый блеск уверенной силы. Ашуру было интересно, что о нём говорят простые люди на площади.

Улицы в Чахре узкие, и извиваются между высоких сплошных глинобитных стен. Было темно, но Ашур не боялся заблудиться – он шёл на звук флейты, на которой играют обычно заклинатели змей. Вот уже всполохи света от больших площадных факелов осветили его путь, и звуки тягучей музыки, к которой добавились и ритмические бряцания бубна, зазвучали громко и отчётливо.

Внезапно улочка оборвалась, и Ашур оказался прямо на площади. Несмотря на поздний час, здесь было много народу, в основном, не горожане, а те, кто приехал в базарный день что-то продать или купить и не нашел места на постоялом дворе (в караван-сарае). Там и сям горели костры и висели над ними казанки с дымящей похлёбкой. Там и сям неспешно ходили стражники, смотрящие за порядком. Были здесь и оборванцы-нищие, и дервиши-странники в высоких конусообразных шапках из войлока, с посохами, лежащими у их ног. Они сидели с закрытыми глазами в стороне от костров, но искры от огня, рассыпаясь, освещали их чуть покачивающиеся спины в заплатах на халатах-хирках.

Оживлённым можно было назвать только одно место – то, где играл на своей камышовой флейте заклинатель змей. Несмотря на прохладу вечера, он был почти совершенно голым, в одной набедренной повязке. Перед ним стояла корзина, из которой торчала грациозно изогнутая шея кобры с раздувшимся капюшоном. Маленькие холодные глаза непрерывно смотрели на заклинателя, плоская голова покачивалась в такт музыки – кобра «танцевала». Рядом с заклинателем змей прорицатель в одежде звездочета предлагал всем желающим узнать свою судьбу: ручная обезьянка доставала из расписного, вертящегося на оси цилиндра маленькие глиняные таблички с мелко выведенной древней вязью. Ашур подошёл поближе, чтоб услышать, о чём говорят люди. Но разговоры были малозначительны и не шли далее того, что происходило на площади.