Кирилл Вавилон - Спасти внутреннюю Японию

У Миши, как и у многих мальчиков, была и мама. Аникеенко Анжела Павловна. Анжела была красивой девочкой, в детстве любила слушать песни своей мамы и кататься на шее своего папы. Когда подросла, слушала классику, любила розы, шила на досуге. Сносно закончила школу, поступила на театральный и провалилась. Встретившись с жизнью лицом к лицу, она не смогла ей грамотно противостоять. И сделала, по мнению многих, правильный выбор, оставила свои амбиции и выучилась на учительницу младших классов. Она красивая женщина, у неё русые, кудрявые волосы. Её щеки всегда горят, а когда она волнуется, то постоянно прикусывает нижнюю губу. Её характер покладистый, но в то же время напористый. Она знала, когда можно сбавить обороты, а когда наоборот. Поэтому она хорошая жена, но не совсем счастливый человек. У Анжелы были слишком высокие запросы, её мама всегда вкладывала в неё всё самое лучшее. Много работай, много учись, много читай. Но где-то Анжеле не хватило напора, где-то она недотянула.

Агарьевы звёзд с неба не хватали, но зато четко знали, чего хотят. И это хотение называется ребёнком. Вообще, если говорить на тему детей, это очень спорный вопрос. Многие считают, что с детьми живётся сложнее, а без них смысла нет. Вот прям как с любовью. Другие же считают, что дети это лучшее, что может быть. Что дети – это вот прям действительно цветы жизни. А есть и такие, кто совершенно не хотят детей и всецело чураются этого. Я же считаю, что детей категорически нельзя заводить по «залёту». Ведь это важнейший вопрос, буквально одно из самых важных решений, который принимает человек. И когда у тебя ни кола, ни двора, ни крепкой семьи с багажом прожитого за спиной, на кой хер тебе дети? Порождать нищету и затягивать петлю на шее? Безусловно, человек обречен любить. Но любовью ли ты будешь сыт, когда государство тебя игнорирует, а обществу глубоко по боку на твои проблемы? И все те, кто кричали про зайку и лужайку внезапно испарились. И ты остался один на один со своими проблемами. Возвращаясь к нашей семье. В Агарьевых сплелись все три типа. Но всё же они хотели ребёнка, просто у них этот ребёнок никак не получался. Они, как многие люди, не шибко весёлые и не очень счастливые. Люди среднего класса, если не сказать низкого. Но неудача с ребёнком их всё же пошатнула. Да так, что они оба впали в депрессию, перестали общаться, а только лишь ссориться и фыркать друг на друга по утрам.

Не совсем разобрался, что там в голове у мужа семейства, но Анжела всячески страдала от отсутствия детей. Днём и ночью, она просыпалась с этой мыслью и засыпала. Она стала навязчивой, ей везде мерещились довольные мамочки с детками под ручку. А она вся такая несчастная, обездоленная и сломленная. Всё дошло до того, что они пошли на обследование к врачу. Тот не выявил никаких проблем и это еще сильнее ударило по их самолюбию. Виктор стал больше пить, а Анжела чаще задерживалась на работе, чтобы не видеть его пьяное тело. Те чернеющие мысли разрезали её насквозь. Жизнь казалась скучной, посредственной. Без цели, без смысла, вовсе ненужной. Она ходила на работу, учила чужих детей и даже не могла поплакать, обдумать это как-то. Школа, дети, уроки, проверка тетрадей, педсовет и прочая дребедень, всё казалось в жизни посредственной мишурой. А у неё, как она считала, самая главная цель в жизни. Рождение ребёнка, создание новой жизни, разбивалось об краеугольный камень, на котором и закручивалось всё наше существование. А тут еще к депрессивным мыслям об отсутствии своих детей, добавились проблемы с мужем. Он запил, не справился, надломался. И она каждый день видела его пьяную рожу. Анжела ненавидела его даже не за то, что он пьёт. Пусть пьёт, его дело. Она его ненавидела за слабость. За то, что она держится, даже не позволяет себе плакать. Она работает, трудится, думает о других. А он ни о ком не думает, муж просто пьёт. Приходит с работы уже пьяный, встаёт еле-еле с похмелья, чтобы поработать и напиться. Опять. Снова. Его перегар и то скорченное лицо, когда они занимались сексом, вызывало в ней самые отвратительные эмоции. Однако, недолго эта проблема разрушала их семью. Всё-таки Анжела забеременела и Виктор аж ёкнул от радости. Но недолго они радовались, ведь случилось новое горе.

Наверное, отчетливо я что-то начинал помнить и понимать примерно в четыре года. Я понимал, что я не такой, как другие дети. Не таким можно быть в двух случаях: или ты лучше других или хуже. Я был хуже других и поэтому не такой, как все. Мама родила меня инвалидом и я не мог ходить. Первые два года были ужасными для моей матери. В этот раз отец как-то по-мужски принял эту ношу в отличие от неё. Поначалу мама очень плакала, естественно, отношения с мужем стали еще хуже. Они практически перестали разговаривать. Ей приходилось, помимо вечной апатии и безразличия ко всему, каждый день крутиться вокруг ребёнка-инвалида. Которого она, скажем прямо, уже совсем не хотела. Чего лукавить, вы посмотрите на этих женщин с больными детьми. Ведь сердце кровью обливается. Эти женщины, я думаю, в глубине, а может с годами и не совсем в глубине души, жалеют об этом выборе. Смотрят на своё больное дитя, думают, каждый день сомневаются и плачут от горьких мыслей: «А что же будет с моим ребёнком, когда его не станет и кто ему поможет?» Самое смешное и в то же время очень обидное, когда у мамы спрашивали мало знакомые люди: «А ваш мальчик уже ходит?» На что ей приходилось отвечать: «Пока нет». Но в душе она всегда отвечала так: «Он никогда не сможет ходить». У меня были какие-то проблемы с позвоночником. Что-то с неправильным положением дисков. Врач назвал стоимость операции, но это неподъёмная сумма. И ведь редко слышишь, когда врачи в таком возрасте разводят руками. Они всегда тебе говорят, что надежда есть. Ты это слышишь, ты пытаешься себя в этом убедить. Что ты всё еще можешь дать ребёнку шанс на достойную жизнь. Но так же, часть тебя говорит, что нет, не обманывай себя и других. И этот дуализм в душе, где ты с одной стороны убеждаешь себя, что как бы можешь. А с другой, понимаешь, что нет и никогда уже не будет прежде, полностью разрывает тебя изнутри. Отец не мог долго смотреть на меня. В его глазах я видел жалость. Иногда он отводил взгляд и глаза, сквозь силу и выдержку, доверху наполнялись слезами и медленно скатывались по немного морщинистой коже. Особенно когда обыденные вещи для многих детей, мне были не под силу.