Сэмюэль Дилэни - Вавилон - 17 [Вавилон - 17. Нова. Падение башен]

«Это город порт. Здесь испарения покрывают ржавчиной небо», — подумал генерал. Промышленные газы окрашивают вечер в оранжевый, розовый, пурпурный тона. Опускающиеся и взлетающие транспорты, перевозящие грузы в звездные центры и на спутники, распарывают облака.

«И гниющий город тоже», — подумал генерал, огибая угол по засыпанной отбросами обочине.

Со времени Захвата шесть губительных Запретов задушили город, чей жизненный пульс поддерживался межзвездной торговлей. Изолированный, как мог этот город существовать?

Шесть раз за последние двадцать лет задавал он себе этот вопрос, а ответ? Его не было.

Паника, мятежи, пожары, каннибализм…

Генерал взглянул на силуэты грузовых башен, выступавших над шатким монорельсом на фоне грязных строений. В этом районе улицы были уже, на них толпились транспортные рабочие, грузчики, космонавты в зеленых мундирах и орды бледных мужчин и женщин, руководящих сложными и запутанными таможенными операциями. «Теперь они спокойны, заняты работой и домом», — подумал генерал. Однако эти люди двадцать лет жили под Захватом. Они голодали во времена Запретов, разбитых окон, грабежей, толп, убегающих от пожарных рукавов; их лишенные кальция зубы рвали мясо трупов…

Что за животное мужчина? Этот абстрактный вопрос он задавал себе, чтобы отогнать воспоминания. Легче, будучи генералом, задавать такой вопрос, чем вспоминать о женщине, сидящей посреди тротуара во время последнего Запрета, держа на коленях скелет своего ребенка; о трех истощенных девочках-подростках, напавших на него среди улицы с бритвами (одна свистнула сквозь коричневые зубы: «Иди сюда, бифштекс! Иди ко мне, лангет!..» Он использовал карате…)

Бледные, приличные мужчины и женщины, теперь они спокойны, теперь они стараются, чтобы никакое чувство не отразилось на их лицах, у них теперь бледные и приличные патриотические идеи: работать для победы над Захватчиками; Алона Стар и Кип Рчак хороши в «Звездном празднике», но Рональд Квар, конечно, самый серьезный артист. Они слушают хилаит-музыку (слушают ли, подумал генерал, вспомнив об этих танцах, где партнеры не касаются друг друга). В Таможне хорошая безопасная работа; непосредственно на Транспорте, конечно, веселее, и эта работа возбуждает, но лучше смотреть ее в кино, эти транспортники такие странные люди…

Более интеллектуальные обсуждают стихи Ридры Вонг.

Они часто говорят о Захвате, все теми же фразами, которые освещены двадцатилетним повторением в газетах и по радио. Они редко вспоминают о Запретах, и то лишь одним-двумя словами.

Возьми любого из них, возьми миллион. Кто они? Чего хотят? Что они скажут, если у них будет возможность сказать?

Ридра Вонг стала голосом века. Генерал вспомнил изображение в гиперболическом ревю. Парадоксально: военный начальник, с военной задачей, он шел сейчас на встречу с Ридрой Вонг.

Вспыхнули уличные огни, его отражение возникло в окне бара. Верно, я сегодня не надел мундир, — он увидел высокого мускулистого человека с властным выражением крючконосого лица, ставшим привычным за пятьдесят лет командования. В сером штатском костюме он чувствовал себя неуютно. До тридцати лет он производил на людей впечатление высокого и неуклюжего, после — перемена совпала с Захватом — впечатление массивного и властного.

Если бы Ридра Вонг пришла к нему в штаб-квартиру Администрации, он чувствовал бы себя лучше. Но он был в штатском, а не в зеленом мундире космонавта, и бар этот ему незнаком. А она — самый известный поэт в пяти исследованных галактиках. Впервые за долгое время он почувствовал некоторую неуверенность.

Он вошел. И прошептал:

— Боже, как она прекрасна. Я не знал, что она так прекрасна, изображения не передают этого…

Она увидела его отражение в зеркале за стойкой, встала со стула, улыбнулась.

Он подошел, пожал ей руку, слова «Добрый вечер, мисс Вонг» так и остались несказанными, застряв у него в горле. Она начала говорить. Помада ее была медного цвета, а зрачки глаз напоминали медные диски…