Кирилл Вавилон - Спасти внутреннюю Японию

– Миша, нам пора, закругляйся.

– Хорошо, бабушка. Пока, девочка, приходи еще. – Ответа не последовало. Мы постояли несколько секунд, в надежде, что она что-то скажет, но она молча ушла… и бабушка покатила меня домой.

После этой встречи я целый день думал о ней. Даже не узнал её имени, мне так приятно общаться. Общение с ровесниками – это очень хорошо и это даже лучше, чем читать. Когда читаю, то я как будто только слушаю писателя, а так я могу говорить. Я буду с ней разговаривать и мы будем проводить с этой девочкой время. На следующий день её не было. И через неделю тоже не было. Бабушка уже не хотела меня возить, но я настаивал и настаивал, и настаивал. В какой-то момент она наотрез отказалась, но я чувствовал, что сегодня она придёт и использовал свой козырь. Я сказал: «Бабушка, у меня нет ног. Жизнь меня и так побила, зачем ты меня добиваешь?» После моих слов бабушка ничего не сказала. Она молча ушла в комнату и её не было несколько минут. Я сидел с мыслями: «Блин, что же я наделал». Бабушка вернулась с красными глазами. Я всё понял и больше так не делал. В тот день она повезла меня на улицу, но той девочки опять не было. Я всматривался в окна и в лица людей, но её не узнавал.

– Миша, эта девочка больше не придёт.

– Это еще почему?

– Ты отпугнул её, тебе нужно научиться разговаривать с людьми. Для начала тебе нужно…

– Нет! Бабушка, нет! Хватит, хотя бы в этом не нужно меня учить, ладно? Я сам разберусь.

– Миша, ты растёшь хамом, я не этому тебя учила.

– Я сам себя учу, бабушка. Жан-Поль Сартр писал: «Человек создаёт себя сам».

– Ты слишком много читаешь, Мишенька. Мне страшно за твоё будущее.

– Оставь, бабушка. Побереги страх перед неизвестностью бытия. Перед дуализмом Вселенной. В конце концов, перед универсумом всего сущего.

– Господи, Миша, Мишенька. Да откуда же ты таких слов набрался то? Тебе всего лишь двенадцать лет, твои ровесники в футбол играют.

– А! То есть ты мне предлагаешь сейчас слезть с этой долбанной коляски и пойти погонять в футбол, да? – Мне казалось, что осознание чего-то высшего даст мне какую-то цель, как-то отвлечёт меня от всего. Я пытался найти какой-то ключ. Не всё закручивается вокруг рабочих ног. Можно делать открытия, заводить прекрасную семью, рожать красивых детей, строить замки, менять людей и мир вокруг. Но ничего не происходит. Это мне ничего не даёт. Я живу здесь, в бедности, в одиночестве и моё Я тает, как олово на паяльнике. Я скрываю свои чувства под раздраженностью, надеваю маску за маской, чтобы уйти вдаль от всех вас, остаться наедине в своём мире. Который понимаю я и без всяких людей, мелочных и противных. Которые постоянно пытаются меня чему-то учить. Чему они пытаются учить меня? Где они и где я. Все твои глупые подружки, наши соседи, твои бывшие коллеги по работе, которые приходили и смотрели на меня, как на ничтожество. Дергали меня за щеки, как будто кто-то им это разрешал! А я не хочу этой жизни, но и изменить ничего не могу. Безусловно, я найду отдушину среди этого бренного мира. У меня появится хобби, возможно интересная работа и жизнь развернётся передо мной в новом облике. Но не сейчас. Сейчас я грусть умноженная на одиночество. А эта девочка, она другая. Я увидел в ней расслабление, я как будто забыл о ногах, пока она не вспомнила. Но бабушка не поняла ничего, что я ей сказал. Это всё потому что она видит во мне ребёнка, маленького наивного мальчика, который нахватался кусками там и сям. И сам не понимает о чем говорит.

– Мишенька, не нужно ругаться и кричать на бабушку.

– Бабушка, не нужно обижать Мишеньку. К тому же, бабуля, энтропия растёт. Ты думаешь, я буду находиться всю жизнь в неведении?

– Дорогой, поедем лучше домой, я тебе блинчиков напеку.

– Со сгущенным молоком?

– Да.

– И с творогом?

– И с творогом.

– Вези…

Я проснулся от грохота. На часах было около двух ночи. Мужской голос говорил громко, а женский шептал. Я разобрал в этом шуме голос отца и мамы. Я вслушивался в шепот, но ничего не мог разобрать. Отец отвечал короткими фразами. Он крикнул «Отстань, я сам», а мама ему: «Тише-тише, Мишу разбудишь». Я включил фонарик, подвёз к кровати коляску, залез в неё и тихо подъехал к двери. Попытался прислушаться, но ничего не было слышно и свет погас. Я слышал кряхтение у себя за дверью и решил её открыть. Отец распластался на полу и упёрся в него головой.

– Черт возьми, папа, что с тобой?