Джон Бьюкен - Охотничья башня. Серия «Семнадцатый отдел»

– Четыре часа назад я называл это местечко райским, – глухо сказал он, глядя на столешницу. – Так оно и есть, но теперь мне кажется, что и ад здесь где-то неподалеку. За этой парковой стеной творится что-то дьявольское, и я намерен докопаться до сути.

– Ой, это все ерунда, нонсенс! – с притворной веселостью отозвался Диксон. – Завтра мы с тобой отправимся в Ошенлохан. Нам нет дела до старых уродливых домов и их разбойников-сторожей.

– Завтра я пойду в поместье. Если не хочешь идти со мной, то не ходи, но отговаривать меня не пытайся. Я принял решение.

Херитидж отодвинул стаканы и освободил на столе местечко для карты.

– Сначала требуется прояснить топографию, как перед битвой. Смотри, Канкан, дорога мимо гостиницы, по которой мы дважды прошли сегодня вечером, идет с юга на север. Один ее конец упирается в речку Лэйвер, а другой оканчивается у Южной сторожки. За стеной мы имеем заросли бука и ясеня, затем на запад – своего рода парк, а за ним – лужайка у дома. Слева и справа заросли пересекают две аллеи. За домом со стороны моря находятся конюшни и что-то похожее на обнесенный стеной садик, а дальше идет открытое пространство, на котором обозначены только голубятня и руины крепости Хантингтауэр. И дальше – совсем ничего до самого обрыва к морю. Ты понимаешь? Судя по карте, до скального мыса можно добраться вдоль речки Лэйвер, поскольку весь берег там изрезан оврагами. Но посмотри на другую сторону, где речка Гарпл. Она течет по дну большой расщелины, и в конце ее имеется даже что-то вроде пристани. Это означает, что там довольно глубоко. Здание поместья стоит ближе к речке Гарпл. У тебя есть вопросы? Мы не сможем отправиться на разведку, если у нас в голове не будет точного представления о рельефе местности.

Диксон хотел сказать, что не собирается отправляться ни на какую разведку, но в этот момент из-за занавески послышался шум – миссис Морран кого-то громко отчитывала:

– Эй, парень, да ты больной, что ли?! Эй, па-а-арень! (крещендо) Не гваздай мне грязными ногами крыльцо! Хочешь украсть мои лепешки?! Я тебе с утра сказала, что ты их не получишь – сначала уплати за вчерашние! Ах ты, воришка голодный! Кабы я могла сыскать в нашей глуши полисмена, я бы тебя в тюрьму сдала! Что ты там талдычишь? Что ты не за едой приперся?! Ах, ты хочешь перекинуться словом с жентельменами, что у меня квартируют? Старый тебе якобы знаком? Ну, я-то думаю, что это наглая ложь, но пусть жентельмены уж сами решают.

Миссис Морран, несколько театрально взмахнув посудным полотенцем, отдернула занавеску и вытолкнула на середину кухни довольно необычного персонажа. Это был чумазый мальчишка лет пятнадцати (если судить по его лицу), но такой низкорослый, что по фигуре ему трудно было дать больше двенадцати. Под огненно-рыжими волосами, торчащими, словно пучки соломы, имелось бледное веснушчатое лицо, на котором резко выделялись угрюмые серо-зеленые глаза, а курносый нос был уравновешен широким ртом со щербатыми зубами. Но каким бы примечательным ни было его лицо, одежда паренька была еще более странной. На голове красовалась обычная бойскаутская шляпа, но чересчур мальчишке большая, отчего она сползала на его красные уши. Грудь прикрывала древняя рубашка цвета хаки, когда-то, очевидно, принадлежавшая взрослому солдату; просторные рукава ее были закатаны до плеч и подвязаны веревочкой, открывая пару тощих рук. Среднюю часть фигуры мальчишки прикрывал самодельный шотландский килт, сделанный, вероятно, из старой скатерти, поскольку смелый его узор по цвету не принадлежал ни к одному известному клановому тартану. Скатерть была подвязана широким ремнем, за который был заткнут обломанный на конце нож-тесак, а шею сорванца украшали завязанные узлом обрывки большого шелкового платка. Ноги паренька были босыми, синими, поцарапанными и очень грязными, а пальцы на ногах имели тот особый цепкий вид, который присущ обезьянам и уличным мальчишкам, не пользующимся обувью ни зимой, ни летом. В руке новоприбывший держал длинную ясеневую палку, очевидно, вырубленную совсем недавно из какой-нибудь молодой поросли.

Такой вот мрачный персонаж, набычившись, стоял перед двумя джентльменами посреди кухни миссис Морран. Глядя на него, Диксон вспомнил Мирнс-стрит и парад самозваных «бойскаутов», маршировавших под грохот привязанных к их палкам консервных жестянок. Перед ним стоял Дугал, вождь «Крепких Орешков». Диксон вспомнил о благотворителе Макинтоше и своем собственном денежном пожертвовании в размере десяти фунтов в фонд будущего бойскаутского лагеря. Ему было радостно встретить здесь знакомого паренька, поскольку среди неприятных дел, которые ему, похоже, скоро предстояли, он являлся утешительным напоминанием о домашнем покое.