Олег Ананьев - Раз Кощей, два Кощей

– Вот только тебя мне здесь не хватало. – Посетовал Ванька. – Что, Баба-Яга после шабаша вернулась? Ты хоть понимаешь, что она с тобой сделает, когда узнает, что ты у нее ступу украл, да еще и загубил ее по неумелости?

Лазутчик понимающе усмехнулся, и, не ведясь на отвлекающие разговоры, стремительно атаковал. Ванька столь же стремительно начал уходить с линии удара и приготовился перехватить ударную руку лазутчика, но внезапно осознал, что руки и ноги его оплел плющ, и увернуться от удара он не сможет. Пол ушел у Ваньки из-под ног, и он с такой силой обрушился навзничь на каменные плиты, что в глазах у него потемнело. А когда зрение к Ваньке вернулось, оказалось, что он лежит на спине в позе распятого, руки и ноги жестко растянуты плющом в разные стороны, а на груди его сидит давешний лазутчик с кинжалом в руке. Ванька повернул голову и заметил Василису все так же сидящую на лавке и с ужасом глядящую на Ваньку.

– Ну-ка быстро встань с меня, я тебе не табуретка, – строго приказал Ванька лазутчику, – и не забудь снять с меня этот плющ ядовитый, а то сейчас получишь по башке скалкой.

Лазутчик дернулся, и начал было вставать, но тут ему на плечо упала еще одна плеть плюща и недвусмысленно захлестнула его шею. Лазутчик поморщился и, взмахнув кинжалом, направил его в Ванькину грудь. Что-то закричала Василиса, а остро отточенный клинок начал неумолимо опускаться. Ванька успел пожалеть Савраса, напрасно ожидающего его в лесу, погоревать о глупо невыполненном задании, вот Конгор будет очень недоволен, а клинок опускался все ниже. В светелке что-то рушилось, хрустело, а Ванька все смотрел в недовольное лицо кощеева лазутчика и видел, что клинок сейчас опустится и попадет ему прямо в сердце. Пол дрогнул и по замку, словно судорога прошла, а клинок все опускался, но никак не мог опуститься. Ванька тряхнул головой и неожиданно увидел за спиной лазутчика крепкую фигуру Кузьмича, перехватившего руку с кинжалом.

–Ну, будя, будя, оставь ножик-то, – пробасил Кузьмич, тряхнул лазутчика за шиворот и кинжал вылетел у того из руки, а сам он безвольно повис в воздухе, затравленно озираясь по сторонам.

–Ну, а ты, Ваня, чего разлегся тут посреди прохода?

–А чего-то устал я сегодня, Кузьмич. Или не видишь, у меня перерыв на отдых. А ты мешаешь. – Огрызнулся Ванька, поднимаясь с пола и сдирая с ободранных рук почерневшие стебли и жухлые, быстро иссыхающие листья плюща. Чистенькая прибранная светелка Василисы сейчас напоминала поле битвы. Валялась осколки посуды, поврежденная мебель, все еще чадила разбитая ступа. Всюду на полу были разбросаны черные ссохшиеся листья плюща. Ветер, задувающий из разбитого окна, трепал порванные и закопченные занавески. Сама Василиса все такая же бледная, но решительная, ломала своими ручками стебель плюща на мелкие кусочки и швыряла их в ведро. Ванька направился к Василисе, но Кузьмич ухватил его за плечо и забасил.

– Погодь, погодь пока. Видишь, девка не в себе еще, не каждый день удается Кощея жизни лишить, не привыкла еще. Пусть приберется, успокоится, красоту наведет, тогда и зайдешь. Ванька посмотрел на методично уничтожающую плющ Василису и вышел из светелки вслед за Кузьмичом, продолжающим держать за шиворот пойманного лазутчика. В зале с поломанными колоннами обнаружился дьяк Харитон. Харитон тыкал пальцем в живот окольчуженному пыльному стражу, видимо, извлеченному из кучи битого кирпича, и грозился проверить, и если что не так, то и наказать. И пристрого.

– Даже не сомневайтесь, – заверял его страж, шмыгая разбитым носом, – сделаю все в лучшем виде.

Получив приказ выполнять, он с облегчением передохнул, неприязненно покосился на Ваньку, вытер нос и с грохотом побежал вниз по лестнице.

– Харитон, этого-то куда пристроить? – Кузьмич сунул под нос Харитона лазутчика.

– Добегался, шельма? – Ласково улыбнулся терпеливо болтающемуся в руке Кузьмича лазутчику Харитон. – Повесь его прямо на стенку. Ему положено еще пять плетей.

– Ох, и побегали мы за ним. – Пожаловался Ваньке Харитон. – И какой смысл был ему убегать? От тайного приказа еще никто не уходил. Всыпали бы на месте пять плетей, да и отпустили бы с миром. Успел бы тогда вовремя прибыть к Кощею и доложить о приезде Иван-царевича. А он что сделал? Убежал из-под ареста, да еще и опоздал с вестью. Ладно, он бестолочь торопливая, а ты-то чего наделал? И это я даже не о том, что ты без спроса и не дожидаясь разрешения изъял важную улику!