Джеймс Шульц - Поиски шкуры собаки-рыбы

Даже из нашего лагеря на острове был слышен шум океанского прибоя; теперь, когда мы приближались к берегу, идя через лес, шум при каждом шаге усиливался. Внезапный поворот тропы наконец вывел нас из подлеска и мы увидели зрелище, совершенно непривычное ни моим глазам, ни глазам черноногих и представляло демонстрацию угрюмой мощи. Одна за другой большие зеленые волны накатывались из бесконечных просторов и, загибаясь, обрушивались на пляж, оставляя кипящие водовороты белой пены. Я смотрел на своих товарищей и видел в их замерших взорах и открытых ртах то же изумление, которое, без сомнения, отражалось и на моем лице. Мы забыли обо всем – о тюленях, о Кенте и о чинуках, и только стояли, уставившись на это зрелище. и уставились на вид перед нами.

Наконец Кент потянул меня за рукав и крикнул:

– В заливе нет тюленей! Пойдемте обратно.

Тут я заметил маленький залив справа от того места, где мы стояли; за исключением нескольких чаек на берегу, никаких признаков жизни там не было заметно. Я позвал своих товарищей, и они неохотно последовали за мной; но все же несколько раз мы останавливались, чтобы оглянуться назад на прибой, самое странное и самое внушительное зрелище, которое мы когда-либо видели.

– И здесь всегда такой ветер или бывает тихо? – спросил Питамакан, когда мы вернулись в лес и его голос можно было услышать. – Я думаю, там полно подводных людей, которые делают эти ужасные волны.

– Ай! Это очень страшно, – сказал Ворон. – Те, кто выходит туда на каноэ, должны обладать сильной магией.

Так оно и было; только эта магия была опытом поколений. Если бы эти прибрежные мореплаватели попали на наши равнины, сели на стремительно бегущих лошадей и погнались за еще более быстрыми бизонами, и их бы оглушил гром тысяч копыт и ослепили облака пыли, то они, как и мы, тоже сказали бы: «Это ужасно!»

Мы возвратились к каноэ и гребли на север еще несколько миль. Был отлив, и вода в каналах среди отмелей. Старый чинук стоял, согнувшись, и внимательно смотрел вперед, легкими движениями рук показывая Кенту, что делать. Мы видели, как несколько тюленей нырнули в воду, но это были не те, что были нужны гарпунеру. Когда мы обогнули оконечность песчаного острова, он внезапно присел, отдал приказ на своем странном языке, и Кент повернул каноэ к берегу.

Старый служивый дал нам знак следовать за ним, и мы поползли по песку туда, где тростник и трава росли выше уровня воды, и сквозь них мы увидели свою добычу: трех тюленей, лежавших на расстоянии не более трехсот ярдов от нас. Двое из них спали; третий, огромный старый самец, судя по всему, выполнял роль часового – каждые несколько минут он поднимался на ластах и, с фырканьем втягивая воздух, озирался вокруг. К счастью для нас, ветер был с севера.

Когда мы оставили каноэ, голый чинук скользнул в воду. Теперь, когда мы оглядывались назад, его не было видно, и глаза старого траппера засветились от удовольствия, когда он заметил наше удивление.

– Где он может быть? – воскликнул Питамакан.

– Вон тюлень, – прошептал я и поднял свою винтовку, чтобы прицелиться в черную голову, мелькавшую в волнах рядом с островом.

– Нет, нет, – хихикнул Кент, отталкивая ствол моей винтовки. – Это – голова нашего чинука. Смотрите за ним, он молодец.

Было интересно наблюдать, как он приближается к тюленям. Он двигался медленно; там, где вода была достаточно глубока, он стоял вертикально; где было мелко, он приседал; никогда, даже когда он не был в на самых мелких местах, мы не могли видеть что – то, кроме его головы. Черная макушка, темные лоб и нос, и тяжелые распущенные волосы, плывшие за ним – все это делало его голову похожей на тюленью. Он держал гарпун под водой в правой руке; конец линя он обвязал вокруг пояса и держал катушку в левой руке.

С тревогой мы наблюдали, как он приблизился к тюленям. Даже Кент, много раз все это видевший, был взволнован. Чинук двигался настолько медленно, что мы думали, что добыча закончит принимать солнечную ванну и нырнет в воду прежде, чем он достигнет берега. Чтобы совсем обмануть большого тюленя, бывшего на страже, он, будучи на полпути к берегу, начал нырять и плыть под водой, выныривая, чтобы вдохнуть, с такими же интервалами, как тюлень, когда ловит рыбу. Дважды страж поднимал голову и смотрел на его черную голову, и каждый раз, когда голова исчезала, его это, очевидно, удовлетворяло, и рыболов спокойно ложился на песок.

Мы очень волновались. Когда охотник был приблизительно в двадцати ярдах от берега, он нырнул в последний раз. Он приблизился к берегу в воде, которая была ему по колено, вскочил на ноги, и, подняв гарпун, бросился к тюленям. Они засуетились, пытаясь убежать, опираясь на ласты, неуклюже трясясь и раскачиваясь, как это всегда они делают, когда находятся на суше. Им нужно было пересечь всего несколько ярдов песка, но охотник был уже перед ними. Он встретил их в мелкой воде, и на мгновение поднялись такие брызги, что мы ничего не видели. Чуть позже он уже стоял на берегу, зарываясь пятками в песок, оборачивая линь вокруг талии, поворачиваясь, противостоять усилиям его жертвы уйти на глубину.