Александр Гриневский - Истории с приставкой «ГЕО»

Теперь несколько слов о Вадиме Витальевиче Долгополове…

О Вадиме писать сложно. Личность донельзя противоречивая.

При первой встрече, в Москве, на кафедре, он не произвел на меня никакого впечатления. Высокий сорокапятилетний мужик с лысиной и длинным носом. Брезентовая заношенная штормовка, геологические говнодавы и коротковатые штаны. А если к этому прибавить мое знание, что он всего лишь старший инженер и к науке имеет только косвенное отношение, то особого уважения, а тем паче интереса, Вадим не вызывал.

Понимание, что перед тобой неординарная личность, приходило постепенно.

Вадим жил полем. Вся его жизнь была там, в экспедициях. В Москве он только пережидал, коротал время от одной поездки до другой. Сам, осознанно и упрямо, он строил ту жизнь, которая ему нравилась, плюя и, наверное, внутренне презирая возню, которая велась вокруг него за захват места под солнцем. В Москве, не афишируя своих взглядов и пристрастий, он занимал незаметную нишу, стараясь особо не конфликтовать, хотя по своей сути был прирожденным интриганом. Видимо, эти качества и позволяли ему вести тот образ жизни, который он сам для себя придумал и любил. Согласитесь, в семидесятые годы жить в обществе и практически быть свободным от него – дорогого стоит.

Все просчитано, продумано и доведено до совершенства. Университет, геофак, средняя инженерная должность. Возможность участвовать и, самое главное, в какой-то степени самому выбирать место проведения полевых работ.

Вадим любил Север, и чем дальше от людей, тем лучше. Пожалуй, таких полей на факультете не было ни у кого. Гидрометрия. Таежные реки. Замеры от истока до устья. Тайга. Непроходимые места. Забросы и заборы с вертолета. Сплав на резинках. Фантастические охота и рыбалка. При этом состав экспедиции – одни студенты, редко кто-то еще с кафедры. Единоначалие и плата за это – огромная ответственность, которой он не боялся. Попасть в эти поля мечтали многие. Отбор был жестким. Вадима мало интересовало, как ты учишься и насколько умен, важно было, как ты приспособлен к жизни и можешь ли ты прижиться в коллективе. Две трети отсеивались после первого года.

В полях Вадим раскрывался. Это был уже совершенно другой человек. Властный, знающий себе цену, принимающий все основные удары и заботы об экспедиции на себя. Непререкаемый авторитет достигался за счет досконального владения ситуацией и уверенности в себе. Обросший за долгие годы работ мощными связями, он выбивал вертолеты, организовывал промежуточные базовые лагеря и без конца ненавязчиво учил нас азам существования в тайге и коллективе.

Прекрасный рассказчик, обладающий изумительным чувством юмора. Сколько жизненных историй, и каких!

Не хочется козырять высокими словами, но, пожалуй, Вадима я могу назвать единственным учителем, который был у меня в этой жизни.

Да что там говорить. В геологической компании, если встречаются хотя бы два человека, которые бывали в полях с Вадимом, то уверяю вас, через два, три или пять часов обязательно возникнут рассказы о полях и о Вадиме, причем одни его будут клясть, другие им восхищаться, но вспомнят его обязательно.

***

Вот ты говоришь – сопричастность… Ха! Прекрасно тебя понимаю, сам через это прошел.

Помню, как впервые почувствовал, что вот-вот… и буду принят в славную плеяду геологов. Я только окончил школу, провалил экзамены в институт и устроился работать в Университет на кафедру мерзлотоведения. Занимал самую низшую должность – препаратор с окладом шестьдесят пять рублей. Естественно, общался в основном с техническим персоналом, и казались мне они такими матерыми геологическими волками, что дальше некуда. Рассказы о полевой жизни и геологическом прошлом лились рекой.

А острое чувство сопричастности захлестнуло, когда мы стояли тесной группой вокруг замызганного столика в пивной. Помнишь, была автопоилка на улице Строителей, недалеко от Университета?

И я увидел, ну как бы со стороны, что внутри этого провонявшего пивом, табаком и туалетом помещения, среди серой массы посетителей и монотонного гула голосов, прерываемого отдельными пьяными выкриками, образовался обособленный островок – наш уставленный пивными кружками столик, а вокруг него, плечом к плечу, сдвинув к центру головы, чтобы лучше слышать друг друга, стоят уверенные в себе мужчины, беседуют. И отделяет их от копошащейся вокруг людской массы причастность к общему тяжелому интересному и часто небезопасному делу.