Татьяна Пулас - Любить по-гречески. К Богам за пазуху…

– Хорошо, тогда поехали к папе! – улыбнувшись, с полной уверенностью в своей правоте, сказал Яннис, – Только мне надо кое-что взять с собой.

Вынув из чемодана три пакета с логотипом «Дьюти Фри», в которых находились (как предусмотрительно!) подарки для мамы, папы и сестры, мы отправились ко мне домой. По дороге я все думала: как же, наверно, у них там все просто: ни капельки стресса, здоровые нервы и наивная вера в то, что все в этой жизни легко и прекрасно. А с другой стороны, почему бы и нет? Идея поговорить с папой была настолько безумна, насколько и реальна, и… вполне могла сработать.

Маму я, конечно, предупредила, и она собрала на стол. Кажется, что из холодильника было выложено все: колбасы, соленья, варенье, мед, селедка, какое-то печенье и даже сало. Папа выставил водку. До сих пор не знаю, что ему мама сказала, подготавливая к приезду жениха, но в тот день, до определенного момента, обстановка была спокойной и даже немного дружественной. Познакомившись, все сели за стол, и стараясь вести себя непринужденно, стали есть. Я бойко переводила с английского на русский и обратно, когда представители двух разных цивилизаций пытались контактировать, и мне казалось, что все были вполне довольны. Однако, время истины не заставило себя ждать. Яннис попросил озвучить его предложение. По сценарию, он должен был подтвердить мои слова о предложении руки и сердца кивком головы и уверенным русским «да!». Я вдохнула побольше воздуха и выпалила… Уже не помню какую фразу я тогда сморозила, но точно серьезности и взрослости мне тогда не хватило. Дальше все происходило, как в фильме с ускоренной перемоткой. После резкого «нет», на мою голову полилась кипящая лава:

– Ты с ума сошла? Куда??? К незнакомому мужику??? Да зачем ты ему нужна? Да он тебя там на два осла променяет! А институт? Никуда ты не поедешь! Ни за что на свете!!! А уедешь – можешь не возвращаться!!!

Стараясь не смотреть папе в глаза, я поспешно стала одеваться, дав понять моему, хлопающему длиннющими ресницами и ничего не понимающему жениху, что и ему следует сделать то же самое, и как можно скорее, убираться вместе со мной восвояси. Всю дорогу до отеля я глотала слезы от обиды и непонимания того, о чем таком страшном, я собственно, попросила. Родительский дом, родные, институт, все это тогда казалось мне таким неубедительным, в то время, как на другой чаше весов лежало моё счастье! Яннис смотрел на меня и грустно улыбался. Потом, как ребенка, слегка потрепал за щеку, и очень просто, но уверенно сказал:

– Не переживай, все будет хорошо! Ола калá (все хорошо-греч. (прим. автора)).

Ох, откуда же тебе знать! Я отвернулась к окну. Чувства вытекали из меня как вино из опрокинутого стакана, медленно и непоправимо. Мне казалось, что меня предали, или что я кого-то предаю. На душе было горько и стыдно за папу. Ну как можно было вести себя подобным образом с человеком, который пришел в наш дом с самыми благими намерениями? Было ужасно обидно и неловко.

Через неделю Яннис уехал. Я начала скучать и страдать. Сильно, безмерно, безутешно. Мое сердце разрывалось на части между двумя мужчинами, один из которых – мой самый главный, самый первый, пример для подражания, мой страх и моя безграничная любовь – папа. Второй – мой новый герой, с нежным взглядом и, абсолютно точно, добрым сердцем, чистыми намерениями и открытой душой. Меня, как магнитом тянуло в немного наивную солнечную Грецию, из педантичной холодной России. Слова, кинутые папой, отлетели от ушей, как от металла, а предостережения и угрозы оказались пустым звуком. Я была уверенна в том, что никто никому меня не продаст и не обменяет на осла, а уж тем более на двух, и все со мной там будет очень хорошо!

Я никогда не боялась неизвестного, наоборот, меня к нему тянуло, в отличие от животных, у которых есть инстинктивное чувство страха. На краю они всегда будут пятиться назад, а вот я разбегусь и… прыгну! Тогда, в девятнадцать лет, глупости я принимала за авантюризм. Мне казалось, что страх – древний инстинкт и очень важный для самосохранения, но… не особо умный.

Я не могла вернуться домой. Слишком сильной была обида на папу. И эта обида была обоюдной. Он злился и искренне не понимал, чего мне не хватало в этой жизни. Он давал нам с сестрой все и старался изо всех сил, чтобы мы ни в чем не нуждались. Некоторое время я жила у бабушки, доброго милого человека, посвященного во все тайны моей души и обладательницы невероятной способностью ее излечивать. Она никогда, ни с кем не ругалась, а наоборот успокаивала бурлящий океан страстей, возникающий временами в нашей семье между людьми, где каждый обладал сильным темпераментом и крутым нравом. Так и тогда, она стала нейтральной территорией между мной и папой, на пороге между моим незаконченным прошлым и еще не начавшимся будущим. Временами она предлагала мне все же, подумать и не торопиться с решением, но я стояла насмерть. В институт я уже не ходила. У меня были дела поважней!