Татьяна Пулас - Любить по-гречески. К Богам за пазуху…

Быстро сообразив, что толку от меня никакого, Яннис одной рукой распотрошил откуда-то появившуюся аптечку, прижал рану стерильным тампоном и набрал номер гостиничного врача. Через несколько минут появился доктор. Мы перешли в наш номер, где он дал ребенку какой-то сироп и, обработав рассеченное место, ловко залепил его двумя плотными пластырями в сеточку.

– Зашивать не надо, ребенок маленький, поэтому зарастет очень быстро. Я дал ей детское успокоительное и обезболивающее, скорей всего она уснет и проспит до утра, – проинструктировал врач и ушел. Яннис вышел за ним.

Я осталась одна с бедной малышкой, которая от усталости и слез уже закрывала глазки. Еще через минуту Викусик уснула. Меня переполняли противоречивые чувства: с одной стороны, радость за спасение моей сестренки, а с другой – ужас от мысли о том, что же я скажу «авторитетному» дяде! Я его до смерти боялась, хотя для этого у меня не было ни одной причины, кроме осознания его «крутой» деятельности в Москве. На ватных ногах я вышла на порог. Меня всю трясло. Как я могла быть такой беспечной? Как я посмела оставить ребенка одного в бассейне и витать где-то в облаках? А если б не успели, а если б… Я не могла дальше думать. Мои глаза вновь наполнились слезами. Вдруг, сквозь слезную пелену я увидела совсем близко знакомый кудрявый силуэт. Проморгавши, я узнала в нем моего, а точнее Викусиного, спасителя. Героя дня, бармена Янниса! Он подошел совсем близко, и я, совершенно для себя неожиданно, разревелась еще больше. Да так горько и безутешно, что никакие слова не могли меня остановить. Грек что-то там бормотал на английском, но я его почти не слышала. Тогда он взял меня в охапку и крепко обнял. Еще минуту я продолжала трястись и всхлипывать, а когда понемногу начала успокаиваться, он взял моё мокрое от слез лицо в свои руки, посмотрел в опухшие глаза и поцеловал. Нежно так, как будто боясь спугнуть. Не отпуская мои щеки из своих ладоней, он немного отстранился, в ожидании реакции. Реакции не было. Я стояла с закрытыми глазами, с полуоткрытым ртом, и выглядела, наверное, ужасно глупо. Одно было точно: от произошедшего сегодня днем в бассейне, на моем выражении лица, не осталось и следа. Все стало таким далеким и неважным! Я открыла глаза.

– Тебе лучше? – слегка улыбаясь спросил Яннис.

– Намного, – охрипшим голосом призналась я, как только он освободил мои щеки, и покраснела.

Вдалеке, в свете слабых гостиничных фонарей, я увидела приближающиеся две знакомые фигуры. Это были мои тетя с дядей, которые возвращались «навеселе», из ресторана.

Грек растворился за долю секунды. Я осталась одна, абсолютно спокойная, в полной нирване, и уже ничего не боялась. Мой сбившийся рассказ о случившемся был прослушан вполуха. Меня спросили, почему-то, в порядке ли я, и не сильно ли испугалась, а потом все мирно завалились спать.

На следующее утро мы должны были улетать в Россию. Я не могла покинуть отель, не попрощавшись с Яннисом, и по дороге к такси сворачивала шею, в надежде его увидеть. У меня не было сомнений в том, что в сказочной стране просто обязан быть счастливый конец. Не успела я додумать эту мысль, как вдали показался велосипед, летящий прямо на нас, на котором сидел ОН. Поравнявшись с нами, Яннис остановился, слез с велосипеда и, одарив нас белоснежной улыбкой, стал желать всем счастливого пути и жать каждому руку. В мою он незаметно вложил маленький свернутый листочек бумаги, который я поспешила сунуть в карман джинсов. Всю дорогу я не могла ни о чем другом думать, как только о моем новом герое, снова и снова, прокручивая по секундам в голове события, произошедшие за последние сутки.

Лишь в самолете я развернула крохотный клочок бумаги, на котором корявым мужским почерком был написан не очень понятный адрес и телефон.

Я была полна решимости позвонить Яннису, как только доберусь до дома.

«Когда Господь хочет нас наказать, он исполняет все наши заветные желания.»

Оскар Уайльд.

Ему было 30, а мне 16, и это абсолютно меня не смущало, а даже наоборот. Мне льстил тот факт, что я, прыщавый подросток, смогла заинтересовать иностранца, да еще и такого «солидного» возраста. Он напоминал мне кого-то из моих детских снов, то ли героя «Трехсот Спартанцев», то ли одного из двенадцати Богов Олимпа.

Всю жизнь я общалась только с ровесниками или ребятами не намного старше себя. На тот момент, я нравилась парню из параллельного класса, плюс еще у меня был друг детства, с которым у нас, как мне казалось, «все было серьезно». Но после поездки в Грецию никто, кроме кудрявого спартанца и его мифической страны, не занимал мой подростковый мозг. Я ходила в школу и даже пыталась общаться с друзьями, но мысли витали очень далеко от монотонных серых будней, то и дело возвращаясь в ушедшее лето. Каждый мой день был посвящен воспоминаниям о южной стране, которые сводили меня с ума, прокручиваясь в деталях снова и снова.