Василий Стенькин - В осажденном городе

В те дни Филиппов неделями не выходил с предприятий: обедал в заводских столовых, спал в служебных кабинетах.

Имея большое превосходство в авиации, фашисты чувствовали себя безнаказанными — бомбили весь город, растянувшийся вдоль Волги на семьдесят километров: заводы, фабрики, дома, и особенно жестокий удар обрушили на участок железной дороги от станции Ельшанка — это уже в черте города — до вокзала Сталинград-1.

Филиппов попытался связаться с дежурным по управлению, в надежде узнать что-нибудь о семье, но телефон молчал, городская электросеть также была повреждена, лишь кроваво-красное зарево огромного пожара освещало дымящиеся развалины.

От завода до центра города немалое расстояние — около пятнадцати километров, а городской транспорт не работал.

Филиппов бежал по горящему городу, на его глазах рушились заводские корпуса, разваливались жилые дома. Отовсюду слышались плач женщин и детей, стоны раненых. Тротуары и мостовые были усыпаны битым стеклом, обломками кирпича, покореженными листами жести, расщепленными балками и досками от деревянных заборов и перекрытий.

Возле одного дома ударная волна отбросила младшего лейтенанта к кирпичной стене, он почувствовал, что упал на что-то мягкое, теплое. Это был еще не остывший труп, лежавший в луже крови. Филиппов в темноте не разобрался, мужчина это был или женщина.

Суеверный страх, охвативший было Ивана Александровича, исчез. Теперь Филиппов шел по мостовой, пренебрегая опасностью.

В управлении, куда он добрался после полуночи, была уже закончена эвакуация оперативного хозяйства. От товарищей Иван Александрович узнал, что дом, где живет его семья, пока цел.

Заместитель начальника отдела лейтенант госбезопасности Ширяев Иван Федорович, которого он разыскал в подвальном помещении, разрешил Филиппову сходить домой, определить семью в одну из групп, выезжающих на левый берег.

— Даю тебе на это три часа, — сказал Ширяев, достав из брючного карманчика часы. — Уже второй час… Вот — до пяти. Утром придут машины со Сталгрэс, будешь завозить «мыло», — так они называли между собою взрывчатку.

— Откуда и куда? — спросил Филиппов.

— Получать будешь на Пятом силикатном заводе. — Ширяев положил часы в карман, окликнул кого-то из сотрудников, дал указания и, вновь обращаясь к Филиппову, продолжал: — И доставлять на склад «ВВ» у подножия Мамаева кургана, на Сталгрэс и на завод «Красный Октябрь». Ладно, иди, не теряй времени: утром обо всем договоримся…

И снова Иван Александрович спешил по истерзанному и притихшему на короткое время городу, обходя кирпичные глыбы стен, поваленные деревья и телеграфные столбы, разбитые автомашины.

В квартире никого не было. На кухонном столе лежала записка жены, она писала, что вместе с семьями других сотрудников уезжает в Красную Слободу, просила не беспокоиться о них и, если представится возможность, приехать туда. В шкафчике Иван Александрович нашел кусочек хлеба и три сырых яйца; поел на скорую руку, — чтобы сберечь время, даже яйца не стал варить, — побежал в управление.

— Ты чего так рано? — спросил Иван Федорович, опять попавшийся ему на глаза.

— А что делать дома? Семья уже уехала.

— Ну, хорошо. Устраивайся где-нибудь, поспи часок.

В шесть часов утра Филиппов на громыхающей полуторке поехал на силикатный завод; по удостоверению, подписанному председателем городского комитета обороны Чуяновым, получил более тонны тола в пакетах заводской упаковки. Водитель, малоопытный двадцатилетний парень, неумело маневрируя между развалинами и объезжая препятствия, медленно продвигался к Мамаеву кургану.

Когда они были недалеко от пожарной команды, немецкий самолет, летевший на небольшой высоте, сбросил бомбу, которая разорвалась в опасной близости от машины.

Водитель, остановив полуторку, выскочил из кабины и побежал, надеясь укрыться за уцелевшими стенами старых домов.

Филиппов догнал его и схватил за рукав.

— Стой! Ты что делаешь?

— Он же снова вернется, и тогда — конец нам, — хныкал парень.

— А если машина взлетит на воздух, знаешь, что будет? Ну, быстро в кабину! — скомандовал Иван Александрович.

Водитель вынужден был подчиниться. Тол мог взорваться не только от горячих осколков, но и от детонации.

Выехали на центральную улицу. Филиппов сидел в кабине рядом с водителем, с болью разглядывал искалеченные здания.

Навстречу прошла колонна курсантов военно-политического училища, потом — отряд разношерстно одетых бойцов истребительного батальона, должно быть созданного на каком-нибудь заводе в последние дни, бежали бойцы с автоматами и винтовками наперевес.