Василий Стенькин - В осажденном городе

Две пожилые женщины, держась с обеих сторон за руль, вели велосипед, увешанный домашней утварью — сумками, кастрюльками, ведрами.

Из темных окон с выбитыми рамами со страхом и любопытством выглядывали перепуганные дети, наверное не знавшие еще, что стали сиротами.

Склад взрывчатых веществ у Мамаева кургана охраняли бойцы войск НКВД, машину разгрузили аккуратно и быстро.

Второй рейс был сравнительно спокойнее; и лишь когда въехали на территорию завода «Красный Октябрь», фашисты начали бомбить заводскую территорию. Бои шли на северной окраине города, в районе балки Мокрая Мечетка, крутые берега которой не могли преодолеть вражеские танки. Туда был выдвинут 282-й полк 10-й дивизии войск НКВД, подразделения противовоздушной обороны, истребительные батальоны заводов тракторного и «Красный Октябрь».

Батальон завода «Красный Октябрь» состоял из одних коммунистов, среди них была первая советская женщина-сталевар, член Сталинградского городского комитета партии Ковалева Ольга Кузьминична.

Не в силах быстро преодолеть героическое сопротивление защитников города, фашисты обрушили бомбовые удары на промышленные предприятия.

На территории завода «Красный Октябрь», куда въехали Филиппов и его боевые помощники, сотни рабочих и служащих гасили возникающие очаги пожара, поддерживали режим в мартеновских печах, не пострадавших от бомбежки.

Подготовка предприятия к взрыву была возложена на начальника Краснооктябрьского районного отдела НКВД лейтенанта госбезопасности Макеева Арсентия Васильевича, в распоряжение которого был выделен взвод солдат-подрывников. Арсентий Васильевич вместе с секретарем райкома партии, директором и главным инженером завода входил в состав штаба обороны, размещавшегося в подвальном помещении под заводоуправлением.

Фашисты в течение трех дней беспрерывно бомбили «Красный Октябрь», обстреливали из минометов и артиллерийских орудий; были разрушены первый, механический и кузнечный цехи, около ста домов и служебных зданий.

Макеев, предупрежденный о прибытии машины с взрывчаткой, встретил Филиппова у центральной проходной и, вскочив на подножку, показывал, куда надо ехать. По лабиринту разрушенных и горевших заводских корпусов благополучно доехали до склада и разгрузили «мыло».

Филиппов отправился в очередной рейс, на очереди была Сталгрэс.

На силикатном заводе погрузили взрывчатку и направились в южную часть города. На одной из улиц от прямого попадания фугасной бомбы перед ними рухнул четырехэтажный дом, машина уткнулась радиатором в дымящиеся развалины. Шофер с большим трудом развернул машину, выбрались на параллельную улицу, по которой пока можно было проехать.

Электростанция работала, хотя вражеская артиллерия не переставала обстреливать ее; дружный коллектив под руководством директора Андрея Николаевича Землянского нес круглосуточную вахту и быстро устранял повреждения.

Филиппов и Землянский были давно знакомы, потому что Иван Александрович по долгу службы часто бывал на Сталгрэс.

— Это безобразие! — возмущался Землянский. — Фашисты безнаказанно обстреливают нас. Неужели нельзя ничего сделать? Заткнуть глотки вражеским орудиям. Вот смотри.

Андрей Николаевич достал из кармана помятые листки и сердито размахивал ими.

— Я вынужден был обратиться с письмом к генерал-майору Шумилову, просил прикрутить хвосты гитлеровцам.

— А он что?

— Он? На вот, читай, — Землянский протянул Филиппову исписанные листки.

И Филиппов прочитал резолюцию, написанную размашистым почерком командующего 64-й армией:

«Командиру 71-й немецкой дивизии. Прошу не стрелять по Сталгрэсу. Управляющий Землянский сердится».

Андрей Николаевич хорошо понимал юмор, и в его голосе не обида слышалась, а плохо скрываемая веселая нотка.

— А ты сходил бы к немцам, — пошутил Филиппов, — показал им резолюцию командарма.

— Ладно, вот в плен захватят командира той дивизии, тогда и покажу… Кто даст команду о выводе станции? — уже серьезно спросил Землянский.

— Взрывать только по письменному распоряжению городского комитета обороны, — сказал Филиппов, повторив указание руководства управления, которое тогда на совещании особо подчеркнул Прошин.

Двадцать седьмого утром Ивана Александровича вызвал начальник отдела Коненков.

— Слушаю вас, Никандр Иванович, — громко доложил Филиппов: начальник отдела сидел, прикрыв ладонью глаза; казалось, что он задремал после бессонных ночей.