— Чужака зачем привел? — спросил старик.
— Чужака зачем привел? — спросил слепой патриарх.
Мосей заволновался.
— Тебя повидать пожелал, батюшко… Приезжий лекарь, назначенный. Дохтуром прозывается, как значит, по людской части… Ученый…
— Не хворают у нас. Зря пригнали.
— Не хворают, это правильно… Что поделаешь? — как бы извиняясь повернулся ко мне Мосей и даже руками развел. — Ну, не хотят хворать, да и шабаш!..
Было заметно, что Мосей чувствует себя крайне неловко, как человек, нарушивший какой-то древний, чтимый ритуал.
— Вы должны извинить нас за беспокойство, — сказал я. — Это всецело моя вина. Мне так хотелось познакомиться с вами. Если бы дед Мосей не согласился проводить, я лично отыскал бы вас.
— Так велика надобность ко мне? — насмешливо отозвался старик.
— Надобность, разумеется, не так велика. Но вы знаете, быть в Риме и не видеть папы… А ведь вы-папа здешних мест. Я о вас так много слышал.
— Не к чему это, — перебил старик. — Разве слышать и видеть не одно и то же?
— Для меня это две различные вещи.
Старик помолчал. Из-под сросшихся бровей, как червячок, выползла глубокая вертикальная складка. Потом сказал:
— Не запомню, с каких пор слышу я от вас, от зрячих: видеть… А что это? Не вразумительно. Слышать — это и есть видеть. Вот я вижу тебя впервой, и уж знаю каков ты: молодой и высокий, баловной и беспокойный, опять же — шатун и спорщик. А что ты — дохтур, это к тебе не касаемо, как и ко мне. Это — сбоку прилепа, этим человека не покроешь. Вот Мосей, бродяга вселенский, кем не бывал, а все Мосейкой остался. И помирать к родной закуте приполз. Ежели человек с нутром и чует жизнь, он к смерти всегда домой оборотится.
Мосей сильно вздохнул и покрутил головой. Старик продолжал:
— Беда со зрячими. Всю землю замусорили. Тычутся во все щели и нигде места не находят. Ему и земли то всего ничего надо, а он за моря-океаны шагает. Взирает за край земли, а под носом у себя мокроты не чует. Счастья, кричит, ищу, счастье ловлю, а счастье давно позади осталось и за ним бежит, догоняет. Какого тебе счастья надо? Или дышать — не счастье? А легче всего там дышится, где на свет вышел и мыслью пробудился. Дыши и мысли — вот и все. А зрячие — ветрогоны. Дышат через силу, а мыслят, когда бьют их. Нет, слепые дальше видят, слепые — настоящие люди. Слепые жизнь чуют и не расточают ее. Слепые глубже врываются. В самую правду проникают. Все души человеческие для них открыты, ничего не утаено.
Эта слепая философия страшно волновала меня. Я хотел уже опровергнуть ее, но во время сообразил свое бессилие. Как доказать человеку, глаза которого никогда не открывались, как доказать ему ласкающую красоту зорь, дать почувствовать золото солнечных нитей и окраску цветов? Поэтому я только скромно заметил:
— Вы говорите так, потому что не в состоянии понять, что значит видеть. Вот, я вижу все предметы, окружающие меня, а вы их не видите…
Старик перебил меня:
— Что ты видишь сейчас?
— Как что? Вижу вас и ваш домик, мельницу и пруд… Зеленый лес на том берегу речки, зеленый лес здесь…
— А видишь ты Слепцы — село и дальше?
— Я не могу видеть села, оно скрыто лесом, который его заслоняет. Это так естественно..
Старик усмехнулся.
— Не много ты видишь. Коротко же твое зрение, зрячий, если оно и до Слепцов — села не достает. А я, слепой, вижу весь окрест и вижу сразу. Ничто от меня мира не заслоняет. Ну, и будя об этом…
Старик оборвал свою речь и насторожился в ту сторону, где на тропинке, по которой пришли мы, показалась мужская фигура. Кто-то медленно двигался к мельнице.
— А я Листара видел, — вздохнул Мосей. — Все бродит круг озера.
— Какого озера?
— Того озера… Омутом прозывается… Где правнучка ваша… Агнюшка.
Стагик быстро поднялся на ноги. Пятна на дне глазищ стали кроваво-красными. Суровая морщина расколола почти весь лоб. Он закричал на Мосея, и я впертые заметил бескровную линию его губ.
— Что мелешь, непутевый!.. Какая Агнюшка?.. Что за Агнюшка?.. Не было такой!.. Одна у меня правнучка, и имя ей Феоктиста.
Затем резко бросил в мою сторону:
— Иди себе с миром, прохожий человек. Этот час я искони отдаю размышлению одиноко.
Он сделал несколько шагов, держа руки за поясом, уверенно пригнулся и нырнул в низенькую дверь келейки.
— И!.. Рассердился!.. — шепнул Мосей и на цыпочках пошел прочь, делая мне знаки следовать за собой.
Читать дальше