И. Пименов - Мир приключений, 1928 № 08

Пока я смотрел на эту слепую лесную фею, подошел и Мосей. Легкая тень досады мелькнула на лице девушки.

— Проходите, пожалуйста, я даю вам дорогу, — сказала она.

— Здорово, внучка, — радостно закричал дед, — здорово солнышко!

Девушка улыбнулась одними губами:

— Здравствуй, дедушка Мосей. Кто этот чужой с тобой?

— А лекарь, внучка. Лекарь, звездычка…

Я никогда не забуду целого ряда изменений лица слепой девушки при этих словах. Сначала на нем, как искра, мелькнул ужас, она побледнела до цвета своей рубашечки, губы задрожали мелкой дрожью. Затем, нежный, как заря, румянец залил фарфоровое личико. Румянец так же внезапно сбежал, как и появился. Бледно-восковое лицо приняло сухое, жесткое выражение, между бровей легла сердитая складка и девушка вопросительно повернула голову в сторону деда.

Я был в сильном недоумении: передо мною стояла живая Агния, как ее нарисовало мое воображение. Ответ Мосея разъяснил все:

— Не тот, не скотский… Людской лекарь, Фектинька, лечить нас прислан.

Старик весело рассмеялся:

— Лечить прислали, а хворых-то у нас и нетути! Вот потеха!

Я заметил, как смутилась девушка, выяснив свою ошибку.

— Это — Фектинька, внучка моя дальняя, сестричка Агнюшки, — пояснил Мосей. Погодочками они были. Эта невестится еще…

Старик нежно поцеловал девушку в голову. Фекта неловко перебирала руками фартук, застенчиво улыбаясь. Незрячие глаза смотрели куда-то вдаль, между мною и Мосем.

— Сам-от дома? — спросил старик.

— Куда ему деться? Бродит круг мельницы старый, — не особенно доброжелательно ответила слепая.

— Ну, беги себе с миром, солнышко. Будь ласкова и рости большая, — он похлопал внучку по плечу.

— Ой, дедушка! И то с березку вытянулась! — звонко ответила Фектя и быстро, как зрячая, побежала по тропинке.

Я долго смотрел вслед удаляющемуся молодому созданию.

— Это моя любименькая, — улыбался Мосей. — Умница — страсть!

Из-за деревьев вынырнула мельница. Вдогонку нам неслась тягучая песенка:

— Это она, Фектиста, — обрадовался дед. — Ах, забодай ее комар, — вот певунья…

— Куда пошла девушка? — спросил я.

— В Слепцы — село. Тамотка она живет у бабки.

— И не боится заблудиться?

— Кто, Фектиста-то? Вона! У нас с тобой по два глаза, а у нее в роде как тысяча. О, ты их не знаешь, слепцов-то здешних! Они кажинный камушек чуют, кажинный кустик угадывают. Дар у них на это…

У игрушечной мельнички, хорошенькой, как театральный макет, стоял крепкий, бодрый старик, на вид лет под семьдесят. Я принял было его за Слепца, но старик повернулся к нам лицом и из-под сурово насупленных бровей сверкнули живые, молодые глаза.

— Здорово, Кондратушка, здорово родной, снял шапку Мосей. — Сам-от не отдыхает-ли?

— Какой ему отдых. Сейчас у кельи своей сидел.

Кондратий перегнулся через перильца и закричал туда, где шумели колеса:

— Папаша! Мосей до тебя!

— А чего для тревожить? Сами найдем, — заторопился Мосей. — Чай, помоложе.

По шатким мосткам мы перешли через плотину. В нескольких шагах от крутящейся пены водопада стояла крошечная избушка, крытая тесом, аккуратная, как пряничный домик. На завалинке сидел величавый ветхий старик в широченной белой рубахе и таких же портах, босой. Желтые, похожие на восковые, руки покоились на коленях, — виднелись только кисти, все остальное затопляла бело-желтая, слегка волнистая борода. Под легким дыханием тетерка, веющего от плотины, она, казалось, струилась обильным потоком по груди старика, достигая почти до колен. Борода начиналась где-то за ушами, топорщилась на висках, мешалась с мягкими, длинными волосами головы в одно целое. Все это было цвета хорошей слоновой кости. Лоб огромный, крутой, без морщин, как-бы туго обтянутый тонкой, прозрачной пленкой. Нос узкий, прямой, с нервно вздрагивающими ноздрями, заросшими пухом. Там, где у других помещаются глаза, у старика зияло две впадины, окрашенные на дне нежно-розовым. Даже густые нахохленные брови не могли скрыть этой красноты, казавшейся обнаженными кусочками мяса. Я заметил, как невольно согнулся Мосей, когда старик заметно насторожился при нашем приближении.

— Здорово, батюшко, — сказал Мосей низко кланяясь.

— Тебе здорово, Мосей, — ответил старик, не поворачивая головы.

За густою растительностью не видно было, как открывается рот старика. Казалось, слова идут откуда-то со стороны. Монотонный шум падающей с плотины воды еще более усиливал это впечатление.